Сотерия - Яна Бендер
– Здравствуйте, Ольга Павловна. Он сейчас вернется.
– Хорошо.
Она села напротив меня за стол.
– Как он себя чувствует? – беспокоилась она за сына.
– Неплохо. Сегодня делали УЗИ малого таза.
– И как?
– С уверенностью могу сказать, что, когда он выйдет из стен этого заведения, он сможет жениться, и Вы будете бабушкой.
– Жениться? На ком?
– Найдет себе достойную девушку… А что Вас смущает?
– Кто же пойдет замуж за человека, который двадцать лет провел в психиатрических больницах?
– Девушки разные бывают… Вон… Замуж и за инвалидов выходят. А Герман Ваш по всем показателям не псих даже.
– Ну да… – она грустно смотрела на меня. – А то, что ты мне говорила…
– Что я Вам говорила?
– То, что любишь его…
– Я не отказываюсь от своих слов.
– Так почему бы… Впрочем, я не стану лезть в твою жизнь.
– Нет уж, договаривайте, – заинтересовалась я.
– Почему бы тебе не стать матерью моих внуков?
Я немного опешила.
– Простите? – переспросила я.
– Я зря, наверное, затеяла этот разговор…
– Нет, давайте договорим, – предложила я.
– Видишь ли, – начала она, – я очень долго ничего не знала о судьбе сына. Теперь я хочу, чтобы он стал самым счастливым мужчиной на свете. Я вижу, как он улыбается, когда ты рядом. Я вижу, что он ищет твоего взгляда, ждёт твоего прикосновения. Я вижу, что с тобой он оживает.
Она замолчала и тяжело вздохнула.
– У нас с ним состоялся диалог в пятницу… Мы говорили о тебе. Он сказал, что влюблен.
Я улыбнулась, ведь тогда я слышала их беседу. Но моя собеседница, вероятно, подумала, что моя улыбка вызвана тем, что она сейчас сообщила.
– Извини меня, – говорила она, – но я не понимаю, почему два любящих человека не могут быть вместе.
– Давайте сначала поставим его на ноги.
11.37.
В палату вернулся Герман и Ваня. Я, схватив санитара за руку, оставила мать и сына вдвоем. Им было, о чем поговорить.
Когда мы с Ваней вернулись через час в палату, то увидели угрюмого пациента и его собеседницу в слезах.
Он посмотрел на меня.
– Ты знала? – спросил он.
– Что именно? – удивилась я.
– Про моего отца.
– Да, знала, – подтвердила я.
– Почему ты мне не сказала? – начинал злиться он.
– Я не знала, как тебе это сообщить, – оправдалась я.
– Не знала? – он развернул коляску и подъехал ко мне. – Ты ходила, весело улыбалась, устраивала мне здесь сплошные праздники и не думала о том, что на самом деле я потерял отца!
– Прости, – не смогла я выдержать его упрёков.
– Ладно, извини меня, – он взял меня за руку, а я расплакалась, вырвалась и ушла в свой кабинет.
Закрыв дверь изнутри, я села на пол у стенки и громко ревела. Я сама была в этом виновата! Вымаливать прощения у самой себя – дело неблагодарное. Оставалось только надеяться, что Герман сможет заглушить голос моей совести.
12.30.
За дверью послышались шаги.
– Ян, открой, – просил Ваня.
– Зачем? – всхлипнула я.
– Пойдем на обед.
– Мне надо побыть одной!
Он послушно оставил меня. Я легла на полу, обняла колени и продолжила самобичевание.
13.17.
Я боялась спуститься вниз, но продолжать гнобить себя и обвинять во всех смертных грехах – сил уже не было.
В коридорах было пустынно. Я прокралась в кухню и попросила стакан воды. Повариха, с которой мы теперь общались довольно дружелюбно, подала мне его и узнала, что со мной случилось.
– С пациентом проблемы… – выпивая залпом воду, пожаловалась я.
– Так плачут только из-за мужиков… Влюбилась что ль? – догадалась она.
Я только кивнула в ответ. Она по-матерински обняла меня.
– Господи, из-за этих уродов ещё плакать! Не стоит он твоих слёз!
13.26.
Я поблагодарила повариху и направилась в палату. Глаза и щеки у меня всё еще были мокрыми.
Вани в помещении не было. Он ушел в комнату для персонала.
Я прошла к окну и села за стол, стараясь не смотреть на Германа, взгляд которого я чувствовала на себе.
– Прости меня, – раздался его голос, – ты не виновата.
Я с трудом изображала обиду, но потом не выдержала и переместилась на пустую кровать рядом с ним.
– Ты пообедал? – заботливо спросила я.
– Нет. Компот выпил и всё.
– Почему?
– Кусок в горло не лезет… Ты плакала? – заметил он, слегка подавшись вперёд.
Я отвернулась.
– Нет, – ответила я.
– Врешь.
– Вру.
Я села рядом и обняла его.
– Будем смотреть кино? – спросила я.
– Включай.
Я спрыгнула с кровати, открыла ноутбук, запустила фильм. Задернув шторы, я поставила компьютер в изножье и вернулась в изначальное положение.
«Разрисованная вуаль…»
Спать днем мы сегодня не будем.
15.40.
– Тебе понравился фильм? – спросила я, когда на экране засверкало слово «Конец».
– Тяжелый. Предательство, измена, потеря…
– Я всегда осуждала главную героиню… Знаешь, в книге написано лучше.
– Ты читала?
– Да.
20.54.
День прошел как обычно. Мы погуляли в саду, потом поужинали. Признаться, мне с трудом удалось его уговорить.
Вечером он погрузился в воспоминания о своем отце. Я с интересом слушала его рассказы о моментах, которые они проводили вместе.
Мне казалось, что сейчас самое время спросить его о том, что терзало меня уже больше недели. О его детстве и о том, что же произошло на самом деле тогда, двадцать лет назад, опуская подробности школьных фантазий моих одноклассников, которые рассказывали ужасы о мальчике, что сошел с ума.
– Зачем тебе это знать? – без особых эмоций уточнил он.
– Мне это нужно, – призналась я.
– Ладно, – согласился он, – слушай.
Я поудобнее села на кровати, внимательно глядя на своего собеседника.
– Когда мне было пятнадцать, я учился в школе… науки мне давались нетрудно. У нас была преподавательница, в которую все поголовно влюблялись. Она была чуть старше тебя, но довольно строга и даже жестока. Я её ненавидел, несмотря на окружающие меня «ахи и вздохи». Мои друзья вечно отвешивали ей нелепые комплементы, на которые она реагировала довольно равнодушно, но после уроков оставляла малолетнего кавалера «для беседы о его поведении», а за спиной они обсуждали детали близости с ней, которую они представляли себе в своих самых запретных фантазиях. В моем классе учился мой… друг, правильнее сказать, а еще девчонка. Она была отличницей и очень расстраивалась из-за плохих оценок, потому что родители ее били.
Он посмотрел на меня.
– Что? – не выдержала я его пристального взгляда.
– Ты действительно хочешь знать всё?
– Конечно.
– Не для твоих невинных ушей эта история.
– Герман, я учусь в медицинском.
– Что ж… – согласился он и продолжил. – Это был пасмурный день.