Клэр Бреттонс - С вечера до полудня

Так, значит, и другие мужчины обижали ее, усугубляя тем самым зло, причиненное ей отцом.

Кивнув, Гордон снова отвернулся к плите и отвел душу в череде молчаливых проклятий. А когда обрел наконец способность говорить, не выдавая своих чувств, задал вопрос, мучивший его все утро:

— У тебя часто выдаются такие ночки, как эта?

— Бывает. — Так необычно было сознавать, что наконец-то нашелся человек, способный понять и успокоить ее.

Стоя спиной к ней, Гордон споласкивал руки в раковине. Рубашка туго обтягивала его мускулистые плечи. У Габриелы снова забегали мурашки по телу.

Он обернулся и испытующе заглянул ей в глаза.

— Часто?

— Часто. — Пытаясь скрыть, как заалели щеки, она поднесла чашку ко рту.

Недовольно поджав губы, Гордон принялся раскладывать по тарелкам овсянку.

— Выбирай: мед, корица, масло, молоко, сахар?

— Нет-нет. — Она скривилась. — Спасибо, мне только кофе.

— Габи, не можешь же ты питаться одними шоколадными батончиками. — Гордон вытер руки об импровизированный фартук — заткнутое за джинсы кухонное полотенце. — У тебя будет гипогликемия.

— Все что угодно, но эту гадость я все равно в рот не возьму.

Он вытащил полотенце из-за пояса.

— А что ты вообще можешь есть?

— В холодильнике вроде бы оставалась пицца. Я, пожалуй, съела бы кусочек.

Гордона передернуло от негодования, но что оставалось делать? Вытащив пиццу, он зажег газ.

— Я больше люблю холодную.

— О Боже, Габи! — Гордон с откровенным ужасом уставился на нее. — Холодную?!

— Именно. — Она отпила кофе. — Будь так добр, дай мне телефон и номер Шелтона.

Повиновавшись, Гордон протянул ей трубку, сел за стол напротив нее и принялся уплетать овсянку с медом.

Слушая Шелтона, Габриела рассеянно водила пальцем по крышечке из-под меда, время от времени облизывая палец. Повесив трубку, она вкратце пересказала Гордону суть разговора.

— По-прежнему никакого сообщения о пропаже и ничего нового о Лоренсе, Паркинсоне и Берроузе.

Но она-то знала, что они связаны с этим делом.

— А тебя здорово раздражает, что без сообщения он тебе не верит, правда?

— Да. Мы работали вместе с тех пор, как мне исполнилось семь лет. Если он до сих пор не узнал меня как следует, то уже никогда не узнает.

Гордон хмыкнул в знак согласия и добавил еще меда в овсянку.

— Все-таки почему он так нерешителен?

— Потому что я ошиблась год назад.

— Все мы совершаем ошибки, Габи.

Чем больше времени он проводил с ней, тем больше гадал — а не совершает ли и он сам величайшую ошибку в своей жизни?

— Знаю.

Габриела снова сникла и понурила голову.

— Тогда смирись с этим и продолжай жить как ни в чем не бывало. — Заметив, что она еще не притронулась к пицце, Гордон поднес отрезанный кусок к ее губам. — Но сначала поешь.

— Вечно ты меня чем-то пичкаешь. — Она вздохнула и погрузила зубы в хрустящую корочку.

Пицца исчезла в мгновение ока. Увидев, как Габриела облизывает с губ последние крошки и капельки томатного соуса, Гордон понял, что она до сих пор и сама не замечала, как проголодалась. Почему-то ему казалось, что, если бы ее удалось уговорить нормально питаться, это помогло бы ей не думать о Тельме.

— Готова ли ты приступить к выяснению связей Паркинсона?

Габриела с набитым ртом что-то протестующе промычала.

— Нам нужен Берроуз, Гор. Я это чувствую.

— Нет, Паркинсон. — Гордон намазал хлеб маслом. — Заметила ли ты этот булыжник у него на пальце?

— Стекляшка.

— Откуда ты знаешь?

— Уж больно он им щеголяет. — Встретив недоуменный взгляд Гордона, она пояснила: — У кого есть такой настоящий камень, тот не тычет его всем под нос. Он настолько привыкает носить кольцо, что просто забывает про него. — Она покачала головой. — Отрежь еще кусочек, пожалуйста.

Гордон послушно потянулся к пицце.

— Ну ладно, насчет кольца это ты верно подметила. Но я все же думаю…

Тут он заметил, что верхняя пуговка на ночной рубашке у Габриелы расстегнулась, обнажая ложбинку на горле.

— Так что ты думаешь?

— Паркинсон. — Уставившись на эту нежную впадинку, Гордон пытался собраться с мыслями. — Надо начать с него.

Габриела отпила кофе.

— Давай пойдем на компромисс.

Глаза ее сегодня были тусклее, чем обычно. Столь же красивыми, но не столь яркими. Интересно, подумал Гордон, найдутся у нее у квартире витамины?

— Гор, перестань так пялиться. Мне становится не по себе от твоих взглядов.

Он судорожно схватился за ложку и тут заметил, что Габриела улыбается. Уши его горели от стыда.

— Ты покраснел.

— Ну и что? Разве мужчины не краснеют?

Она рассмеялась.

— Прекрати, Белоснежка. Повеселилась — и будет.

— Ладно. — В голосе ее все еще звучал смех. — Как насчет того, чтобы с утра проверить Паркинсона, а после обеда заняться Берроузом?

— Звучит вроде бы разумно.

Габриела милостивым кивком приняла этот незатейливый комплимент. Гордона продолжала душить злоба на неизвестных ему Тома и Стенли, посмевших обидеть эту девушку.

Зазвонил телефон. Гордон, дожевывая тост, схватил трубку и приложил ее к уху Габриелы.

— Алло. — Она вздернула подбородок. — Это тебя.

Гордон взял трубку.

— Сазерленд слушает.

— Это Коулт, мистер Сазерленд. Только что звонила Берта из вашего офиса. Сказала имена владельцев тех двух машин, которые стояли у дома Лоренса.

— И?..

— Владельцем «плимута» является Вильям Лоренс. «Линкольн» принадлежит Люку Берроузу.

— Благодарю. — Гордон повесил трубку.

— Этот звонок имеет отношение к делу? — поинтересовалась Габриела.

Кивнув, он скрестил руки на груди.

— Что? Лейси?

— Нет. Это насчет тех машин.

— Чьи они?

Несколько секунд они мерились взглядами. Растрепанные волосы Габриелы мягкой волной спадали ей на лицо.

— Съешь еще кусочек пиццы, тогда скажу.

— Это гнусный шантаж!

Гордон ухмыльнулся.

— Разумеется.

— Знаешь, Гордон Сазерленд, меня уже шантажировали, хватит.

— Кто обидчик? Я готов намять ему бока.

— В первую очередь мой отец.

— Отца не вздуешь, — он гнул свое. — Мы говорим об ухажерах или любовниках.

— О том, что было до колледжа, упоминать не стоит. — Она положила руку ему на плечо. — А там я познакомилась со Стенли Блэкпулом.

— Угу. — Он выискивал в ее глазах следы недоверия, но их не было.

Она вскинула голову.

— Следовало бы мне сразу понять, что это за тип.

— Да, конечно. — Гордон мучительно думал, до чего же он сам похож на этого мерзкого Стенли. — И что сделал этот прохвост?