За чертой ненависти - Марина Юдина
– Олег хотел тебе сказать, просто не было подходящего случая. Вы повздорили и стали реже видеться. Потом мы с ним уехали во Францию. А когда его не стало… – Олеся на несколько секунд замолчала, так как снова вспомнила тот страшный день, – я хотела рассказать тебе о нас тогда, на кладбище, но ты… ты вышвырнул меня, словно поганого кота, на глазах у всех!
Влад тяжело выдохнул и схватился за голову руками.
– Откуда мне было знать?.. Вот я дурак… Я был уверен, что вы с ним заклятые враги. Мне поведали о ваших взаимных кознях, и у меня от услышанного волосы дыбом встали. Про машину, про эту индейку…
– Машина – моя работа, а индейка – не моих рук дело. Я же говорю: от любви до ненависти так же, как и от ненависти до любви… Мы действительно когда-то изрядно потрепали друг другу нервы. И я от злости и обиды испортила ему капот, но однажды… всё изменилось. Я даже не поняла, в какой момент это произошло. Думаю, Олег сам не понял, что произошло между нами. Просто в один прекрасный день мы оба поняли, что любим… И откуда началась точка отсчёта этой любви, сложно сказать.
Неожиданно Влад подтянул Олесю к себе и крепко обнял. Олеся уткнулась носом в его широкую грудь и закрыла глаза. В это мгновение словно камень упал с её души. Огромный, неподъёмный, тяжеленный камень. Олеся прижималась к Владу и чувствовала огромное облегчение. Чувствовала тепло и поддержку, которой ей так не хватало. Наконец-то, она всё ему рассказала. Она расставила все точки. Почти все точки…
– Я должна ещё кое-что сказать, – тихо произнесла Олеся и, приподняв голову, встретилась с взглядом Влада, – На следующий день после похорон… я узнала, что беременна.
– Что?!
– Подожди. Сейчас. – Олеся отстранилась от мужчины и снова открыла свою сумку. Через несколько секунд она вытащила из неё фотографию сына и протянула Владу.
– Матвей – наш с Олегом сын, твой племянник.
Влад поднёс к глазам фотографию, на которой улыбался светловолосый мальчуган – точная копия своего отца, и на его глазах блеснули слёзы.
* * *
Они ехали в машине и долго говорили. Открываясь перед Владом, Олеся вдруг поняла, какой была дурой, что не рассказала ему обо всём раньше. Влад в одночасье стал другим. Он, наконец, ожил, и в его глазах появился радостный блеск, его жизнь снова наполнилась смыслом. Полянский внимательно слушал Олесю, от её откровений его лицо то и дело меняло выражение. Кто бы мог подумать, что та девушка, которая нервировала его брата, от упоминания только имени которой Олег приходил в бешенство, стала его любимой, стала матерью их ребёнка? И сейчас Влад направлялся к своему племяннику, малышу с очаровательными ямочками на щёчках, продолжению Олега…
По дороге они заехали в детский магазин, и Влад купил самый крутой вертолёт на радиоуправлении. Он с такой любовью и вдохновением выбирал подарок для племянника, что Олеся, глядя в счастливые глаза Влада, не смогла скрыть своей улыбки. Когда они поднимались на лифте, Олеся чувствовала волнение, исходившее от Влада.
– Он у меня дружелюбный, – успокоила она Влада, – И очень общительный! Уверена, вы поладите.
На пороге квартиры их радостно встретили сынок Олеси и его бабушка. Олеся оказалась права. Влад понравился Матвею с первой минуты их знакомства. Они нашли много общих тем для разговоров, долго играли, дурачились. Олеся была удивлена, что Влад так легко сумел найти подход к её сыну. Конечно, суперский вертолёт тоже сыграл свою роль, и на детской площадке сын Олеси был героем дня. Соседские мальчишки гнались за вертолётом и восторженно кричали, и Матвей даже позволил им поуправлять его новой игрушкой. Влад смотрел на сына Олега таким тёплым и нежным взглядом, словно он проснулся после долгой зимней спячки, почувствовав, наконец, запах приближающейся весны. Влад стал потихоньку оттаивать после продолжительных «заморозков». А ведь действительно, после смерти Олега в его душе был такой холод. Влад рассказал, что после ухода Олега он потерял вкус к жизни. Ему казалось, будто одна его часть умерла, а вторая – наполнилась злостью и обидой, из-за того, что ничего нельзя изменить. Влад долго не мог смириться со смертью близкого человека. Олег был для него не просто братом, он был другом, был частью его души. И после его смерти Владу казалось, что и его душа тоже умерла, а тело… – это лишь физическая оболочка.
Олеся стала свидетелем того, как Влад стал возвращаться к жизни. Она подумала о том, что если существует загробная жизнь, и Олег где-то там сверху наблюдает сейчас за ними, то он, наверное, очень счастлив.
Под вечер Матвей совсем вымотался. Ещё бы! Столько эмоций за день! Он заснул на руках Влада, даже не дождавшись сказки. Влад отнёс ребёнка в его комнату и осторожно опустил на кровать, затем заботливо накрыл одеялом и нежно погладил по голове.
– Спит без задних ног, – полушёпотом произнёс Влад, выйдя из спальни Матвея, – Даже не верится, что минут десять назад носился по дому, как тайфун, и громко визжал.
– Дети – они такие, – улыбнулась Олеся, – Я и не подозревала, что ты способен так завлечь ребёнка. Из тебя получится хороший папа, – и тут же себя поправила, – Я имею ввиду, когда у тебя будут свои дети…
– У меня не может быть детей.
– Почему? – спросила Олеся и тут же прикусила язык, – Ой, прости, я не должна была… Это не моё дело. Вот я невежа!
– Всё в порядке, – спокойно произнёс Влад, – Я не могу иметь детей по медицинским показаниям. В подробности вдаваться не буду. Да, это и не важно, ведь у меня есть племянник.
– Конечно! Вы ведь родные люди. Знаешь, я смотрела сегодня на вас и радовалась каждой вашей улыбке. Вы оба такие забавные. И так похожи! Не только внешне, но и внутренне. И ты сегодня был каким-то другим, это уже не тот Влад, который когда-то готов был меня убить…
Влад отвёл взгляд в сторону. Олеся спохватилась.
– Зачем я это говорю? Сама не понимаю. Я уже давно всё забыла. Просто ты сейчас какой-то другой…
– Олесь. Прости меня за всё, – совершенно искренне произнёс Полянский, – Тогда на похоронах Олега я просто обезумел от горя. И винил всех, в том числе и себя. Я жить не хотел.
– Я давно простила тебя.
– Нет, я был полным дураком! Не мог смириться с такой несправедливостью. Мне даже представить страшно, что ты тогда пережила! Ты ведь