Марина Крамер - Марго, или Люблю-ненавижу

– Милочка, а освежите мою стариковскую память – вы кем приходитесь моей фирме?

Я улыбнулась и ответила:

– До текущего момента – никем. Но если вы захотите – могу исполнять функции начальника пиар-службы. Насколько я поняла, у вас с этим большая беда.

Он рассмеялся:

– Ценю ваше нахальство. Как, собственно, и ваш профессионализм, дорогая. По приезде в Москву жду к себе – обсудим условия.

Так и получилось, что, вернувшись из Канн, я обзавелась не только собственным небольшим офисом на набережной, шестью толковыми сотрудниками, которым могла поручить несложные задания, но и вполне определенной уверенностью в завтрашнем дне. На меня легли обязанности начальника пресс-службы «Золотой улицы», я организовывала для фирмы деловые мероприятия, освещала ее деятельность в прессе, используя для этого связи Ромы, следила за репутацией компании в деловом мире. Рома старался помогать мне, чем мог, выдавал блестящие идеи, а в спорных или трудных ситуациях я привлекала его как более представительное лицо, ибо в мире мужчин женщине зачастую очень сложно убедить оппонентов в своем профессионализме. Рома же справлялся с этим легко и с пользой как для «Золотой улицы», так и для нашей небольшой фирмы с простым и понятным каждому названием «Дружба».

Официально я не являлась сотрудником Геннадия, но договора все же были составлены и хранились в разных местах: один – в офисе «Дружбы» в Печатниках, а другой – в юридическом управлении «Золотой улицы» на Кадашевке. Фиксированная сумма вознаграждения должна была выплачиваться регулярно, независимо от объема выполненной работы – так называемая «абонентка». Иногда – хотя, впрочем, это случалось редко – босс задерживал выплаты, и тогда я звонила Геннадию, с которым у меня установились к этому времени вполне дружеские отношения. У него в подчинении были четыре отдела, но Геннадий никогда не жалел времени и сам лично проверял всю цепочку выплат моей фирме. Все-таки дружеские отношения очень помогают и в бизнесе тоже…

Я работала, стараясь приблизить тот день, когда смогу наконец бросить все и уехать отсюда. Работа помогала забыть о неудачах, и только одно оставалось неизменным. Мой Алекс.

Когда-то давно…

Ну, за что, за что же опять, чем я провинилась, что сделала не так? Почему он снова ушел, ушел, не сказав ни слова, кроме этой дурацкой эсэмэски? За что? Я ненавижу, когда Алекс так делает, я боюсь этих моментов, хотя постоянно жду их и всегда четко знаю, что так будет. Но привыкнуть – не могу. Нельзя привыкнуть, просто невозможно, потому что всякий раз это так же больно, как и в первый. Хотя… больнее того, первого, раза никогда не будет. В тот день он убил меня. Убил жестоко и цинично, растоптал душу и сердце и оставил лежать на скамье в большом парке. Сколько я так пролежала – не помню, видимо, долго, потому что очнулась от жуткого холода и оттого, что мое голубое летнее платье насквозь промокло под проливным дождем. Вокруг была вода, но мне казалось, что это не дождь, а мои слезы, разве что не окрашенные кровью, хотя внутри все сочится ею. Нужно вставать, идти куда-то, как-то жить дальше – но сил не было. И желания тоже – зачем? Зачем – когда его нет больше? Я осталась совершенно одна в чужой стране, молодая, почти ребенок, – мне некуда и не к кому идти. Но и лежать тут, на каменной скамье большого старого парка, тоже невозможно – а потому я встала и побрела куда-то не разбирая дороги.

И вот вчера… вчера он опять сделал нечто подобное. Хотя на этот раз я думаю, что все закончилось. На этот раз – точно все… за что, зачем ты сделал это, Алекс?..

…Голос мужа, полный раздражения и досады, выдергивает меня из раздумий. А, ну да – посуда в раковине… мне не до этого сейчас, неужели ты не в состоянии понять? Какая посуда, когда… а, к черту – все равно не поймет и будет весь вечер нудить. В нем все хорошо – он добрый, отзывчивый, очень мягкий, заботливый, – но вот это его постоянное, ставшее уже привычным за восемь лет занудство просто сводит меня с ума. Я не понимаю – неужели три тарелки в раковине могут являться таким уж раздражающим фактором? Ну, вымою я их, если так – но зачем создавать из этого такую проблему?

– Рита, ты меня вообще слышишь?

– Слышу, не нужно кричать. Я поняла, сейчас все сделаю.

Я с трудом сползаю с дивана – буквально сползаю и стою какое-то время на четвереньках, словно соображая, что делать дальше. Не дождавшийся меня в кухне Рома входит в большую комнату, служащую нам одновременно гостиной и кабинетом, удивленно смотрит на меня:

– Ты что? Болит что-нибудь?

Болит, хочется рявкнуть мне, так болит, что дышать нечем, не говоря уж о твоей чертовой посуде, но я сдерживаюсь. Все разговоры об Алексе в нашей семье приводят к одному – Рома напивается вечером и срывает на мне зло с помощью тумаков. Но даже этого он не может сделать по-мужски, а просто смешно машет кулаками, наскакивает на меня, как петух на курицу, пытается ущипнуть или схватить за волосы. Назавтра полдня спит, а когда встает, ходит с видом побитой дворняжки, виновато опустив глаза, и бормочет извинения. И это – мужчина? После Алекса… ой, нет, не буду – не могу, больно…

Число клиентов «Дружбы» ощутимо росло. Примерно треть всех компаний, занимавшихся строительством торговых комплексов и бизнес-центров, хоть раз да обращались ко мне. Мне приходилось много ездить по стране, организовывать открытия новых объектов, придумывать им броские названия, устраивать акции и презентации, а то и организовывать концерты с участием звезд эстрады, которые собирали на площадках половину населения городов, куда приезжали. Открытие огромных магазинов, да еще с многозальными кинотеатрами, совсем как в Европе, вызывало ажиотаж среди местных жителей, а потому банальная акция неизменно превращалась в общегородской праздник. Я возвращалась домой усталая, измотанная, с потрепанными нервами, но зато мой банковский счет неизменно пополнялся весьма ощутимыми суммами. Это с каждым днем приближало меня к заветной цели – дому в Испании, где-нибудь на побережье. Разумеется, часть денег приходилось тратить на себя – ведь при моем образе жизни и круге общения нужно было выглядеть подобающим образом. Та же дамская сумка не могла быть какой угодно – она должна была быть статусной , чтобы соответствовать — как и все остальное. Словом, постепенно я превратилась в этакую бизнес-леди – холеную, ухоженную и дорогую. Рома не замечал этого – да он вообще мало что замечал, его больше интересовала собственная работа и то, готов ли дома ужин и насколько свежими оказались продукты. Мы наняли домработницу – поскольку у меня просто не оставалось времени следить за хозяйством и заниматься уборкой, готовкой и стиркой.