Патриция Гриффитс - Преграды любви

— Да, но ты не сделала этого, ты не убежала, — возразил Тревис, не понимая, почему он так остро воспринимает все это. Когда Сара остановила его в больничном коридоре и сказала, что Алекс не растерялась, несмотря на пережитое ею тяжелое нервное потрясение в связи с гибелью мужа несколько лет назад, он тут же все вспомнил. Газеты тогда были полны сообщениями о трагической гибели Стефана Збрески. Он вспомнил ужасные фотографии, снятые предприимчивым репортером прямо на месте происшествия, Алекс, прижимающую к себе голову убитого мужа. Он вспомнил, что испытал тогда искреннее сострадание к этой женщине и гнев, что такое могло случиться. Почему она не рассказала об этом ему сама, почему не доверилась ему?

Он вспомнил их разговор о жестокости и насилии и как она ответила ему, когда он позволил себе иронически отозваться о ее замкнутом мирке и желании не знать того, что происходит вокруг. Тогда она была задета и потому резка. Теперь Тревис знал почему.

Тревис поморщился от стыда за покровительственный тон, который он тогда себе позволил. Что-то в его лице, видимо, напомнило и Алекс об этом разговоре.

— Похоже, что Сара немало тебе рассказала, — заметила она настороженно. Ей вдруг стало не по себе, что опять ворошат ее прошлое.

— Да, — согласился Тревис, заметив ее настороженность. Он смотрел на дорогу и, хотя понимал ее чувства, однако не смог удержаться от упрека: — Почему ты сама не рассказала мне об этом?

— О чем?

— О Стефане, — решительно сказал он.

— Он умер. Разве этого мало?

Испугавшись, что у нее дрожит голос, Алекс сделала усилие над собой, но выдержка, доставшаяся ей такой дорогой ценой, покидала ее.

Тревис, не в силах подавить странное чувство обиды, ничего не заметив, продолжал сердито настаивать на своем.

— Да, мало, — упорствовал он.

Обычно спокойный и осторожный за рулем, он вдруг резко свернул с шоссе на частную дорогу, ведущую к дому Алекс. Хотя спидометр показывал шестьдесят пять миль в час, стрелка опасно клонилась к семидесяти.

— Тебе хочется, чтобы я поверил в несчастный случай, а не в преднамеренное убийство, не так ли?

Каждое его слово было ударом по ее выдержке.

— Стефан мертв, — повторила Алекс, еле удерживаясь от того, чтобы грубо не накричать на него, потребовать, чтобы он замолчал и оставил ее в покое. Чтобы успокоиться, она стала смотреть в окно на мелькающие окрестности.

— Зачем тебе знать все это, Тревис? — вдруг прервала она молчание. — Ты хочешь услышать, как на четвертый день после свадьбы на моих глазах пуля раздробила голову моему мужу? Тебе нужны подробности, не так ли? Как сила выстрела отбросила его, и он упал мне на руки и умер мгновенно, так что я даже не успела проститься с ним. Как я была обрызгана его кровью, а затем неделями, месяцами, годами меня не переставали мучить кошмары. Что ж, ты теперь все знаешь, Тревис, и прекратим этот разговор.

Но он уже не мог. Ему было трудно представить, что она прошла через все это одна и до сих пор глубоко прячет от всех свою боль.

— Не надо так, Алекс, — почему-то рассердившись, сказал Тревис и, повернув, въехал в аллею, ведущую к ее дому, и наконец затормозил. — Ты же знаешь, я расспрашивал не о деталях. Мне просто хотелось, чтобы ты рассказала мне правду.

— Правду? — именно этого слова она ждала. Она отстегнула ремень и резко повернулась к нему. — Если вы, агент Кросс, желаете поговорить о правде, то начнем прямо с вас. Человек по имени Макгрегор звонил сегодня рано утром и разыскивал тебя. Он просил передать, что доволен твоей работой и уже готовит новое задание. Кажется, он говорил о Греции. Он также что-то изволил сказать о дураках, которых всегда хватает. Вначале я подумала, что это касается преступников, но потом мне показалось, что он, возможно, говорил обо мне!

Алекс резко открыла дверцу машины, но, выйдя, заставила себя спокойно закрыть ее.

Тревис не собирался сдерживаться. Он чуть не сорвал дверцу с петель и захлопнул ее так, что благородный «феррари» весь задрожал.

— Не смей принимать его слова о дураках на свой счет! — буквально закричал он, глядя на нее.

— Почему же нет? — возмутилась Алекс, начиная терять контроль над собой. — Я проглатывала всю ложь, которой ты пытался меня кормить. Разве не так?

— Я не лгал тебе, — яростно защищался Тревис, хотя в душе признавал, что в чем-то она права. — Я просто не все сказал. Я выполнял задание, делал свою работу. Какие могли быть у нас разговоры об этом? Простите, нельзя ли воспользоваться вашим телефоном? Надеюсь, вы не против того, чтобы я посостязался в хитрости и смекалке с одним негодяем, убийцей моего лучшего друга? Представляю, что бы ты мне ответила на это…

— Извини, но видимо у тебя после ветрянки отшибло память. Или мне приснилось, что ты говорил об отставке, которая вот-вот состоится, нужно только время?

Он в сердцах хлопнул ладонью по капоту бедного «феррари».

— Да, было такое. Я хотел, чтобы ты поверила в то, во что тебе хотелось поверить. Так легче, чем объяснять…

— Легче для кого? — резко прервала его Алекс. — Для меня, Тревис, или для тебя? Я верила тебе и никогда бы не позволила себе влюбиться, если бы знала, что ты не собираешься расставаться со своей работой.

Произнеся эти слова, Алекс уже знала, что говорит неправду. Она все равно влюбилась бы в него, ее ничто не остановило бы. Но последние несколько часов буквально сломили ее. Закрыв глаза, она видела то Стефана, то Брендона. Ее фантазии ничего не стоило бы присоединить к ним и Тревиса тоже.

— Я потеряла мужа из-за маньяка с пистолетом! Я не выдержала бы еще одной потери.

— А кто тебя просит это выдерживать? — буквально заорал на нее Тревис и тут же горько пожалел, увидев в ее глазах слезы.

К черту! Он один во всем виноват. Он довел ее до такого состояния, он вдребезги разбил ее прекрасный, уютный, чистый мирок. И Тревис вспомнил, какой он увидел Алекс впервые. Она была спокойной, сдержанной, счастливой. Он в отчаянии запустил руку в волосы и взъерошил их еще больше, проклиная себя и невольно мысленно сравнивая ту Алекс с теперешней, растерянной и несчастной.

— Алекс, во всем виноват один я, — постарался успокоить ее он. — Ты заслуживаешь лучшего. Тебе нужен человек, верящий в мечты. А я давно с этим покончил.

— Это самая гнусная ложь, которую ты когда-либо изрекал! — в отчаянии воскликнула Алекс. — В ней есть доля правды, но самая ничтожная. Да, ты отчасти такой, но вместе с тем ты научил Брендона подавать мячи, написал книгу о Страшиле Милтоне, который учит детей быть добрыми, разумными и терпеливыми и внушает им, что добро в конце концов всегда побеждает зло. Ты заставил меня почувствовать себя женщиной. Разве все это — не ты?