Наталья Андреева - Дети белой богини
- Вы, наконец, выйдете или нет?!
- Вот так со мной и надо разговаривать. Четко, громко. Теперь я услышал.
- Да вы-ы-ы...- взвилась старшая.
- Лена, не надо, - тронул ее за руку Михаил Сергеевич.
- Как мне это надоело! Сначала его жена, теперь он! Да когда я, в конце концов, смогу жить спокойно?! Когда-а?!
В гардеробе, где брал пальто, старушка сочувственно заметила:
- Знать, не вовремя ты, сынок. Помешал. Ишь, раскричалась! Ни стыда у ней нет, ни совести. Раньше хоть стеснялись, а теперь и днем запираются. Все ить знают. У-y-yL. - И сухонькая старушка со вкусом выговорила нецензурное слово.
Странно, но его это не покоробило...
...Один вопрос оставался открытым: как куртка и ломик попали в сарай Павновых. Неужели Герман ночью взломал сарай, чтобы подбросить улики? На замке нет царапин. Если сарай вскрывали, то действовал профессионал.
И тут он впервые вспомнил тот апрельский вечер, когда в него стреляли. Сердце тревожно заныло. Герман, Герман, в какие же игры ты играешь?
ПОЛНОЛУНИЕ
День первый
Убедившись в причастности Германа к убийству Маши, Завьялов почувствовал себя странно. Ему вдруг стало неловко. Да-да! Именно неловко! Словно не в убийстве заподозрил друга, а поймал за руку в тот момент, когда он залез в чужой карман. Будь это человек посторонний, закричал бы сразу: «Стой! Я все вижу! Все знаю! Я всем расскажу!» Оказалось, что это не так-то просто. Для близких людей всегда ищешь оправдание, какие бы отвратительные поступки они не совершили. Он пытался объяснить, почему Герман так поступил. Почему спрятал орудие убийства, а потом подбросил его Павнову вместе с курткой. Хотел раскрыть громкое убийство и сделать карьеру? Наверное так, и никак иначе. Герман был в ту ночь дома, в коттедже. Спал. Причем не один. И вновь возник вопрос о ночевавшей в коттедже женщине. Кто она? Вероника? Вполне возможно. Надо бы с ней поговорить. Но к дочери мэра не подобраться. К домашнему телефону она не подходит. Есть мобильный... А как узнать номер? Не у Германа же! И потом, говорить по телефону трудно. Если плохая слышимость или помехи на линии, и вовсе невозможно. Нет, надо действовать по-другому.
Наконец позвонила Валентина Владимировна или, как ласково называл ее Герман, Валюша. И громко, четко, наверняка проинструктированная Гораниным, сказала:
- Мы вас ждем на работе. Приезжайте.
Завьялов надел рубашку с галстуком, лучший костюм, побрызгался одеколоном и поехал в центр. Заметно волновался: все-таки женский коллектив! Это было непривычно.
К единственному мужчине сотрудники страховой компании отнеслись внимательно и с пониманием. Все вызвались научить новому делу, но Валентина Владимировна прикомандировала к нему опытнейшую сотрудницу, женщину пенсионного возраста. Й он вздохнул с облегчением: к женскому кокетству и откровенным заигрываниям был всегда не расположен, а сейчас это казалось просто невыносимым, но будь наставница молода, без этого не обошлось бы.
Целыми днями просиживая рядом друг с другом, невозможно избежать соприкосновений, и намеков. Мужчина не может быть ничьим, и его собственницей, как правило, становится та, что ближе. Это и приятно, и неприятно одновременно. Почему приятно, объяснять не надо, а вот неприятность заключается в неизбежности. В расставленные силки добыча рано или поздно попадается. Служебные романы - неизбежность.
Валентина Владимировна, легко, словно перышко, перенесла к столу его наставницы второй i стул.
- Что вы, что вы! Я сам! - испугался Александр, вскочив ей навстречу.
- Вот что значит мужчина! - подмигнула бухгалтерша. - А мы тут привычные мебель носить!
Невольно покраснев, он уткнулся в монитор.
- Ну, значит, так,.- строго сказала наставница, - бланки у нас стандартные, все есть в компьютере. Надо только уметь их заполнить.
...В обеденный перерыв оказалось, что все принесли домашнюю выпечку. Женщины словно устроили состязание в кулинарных талантах. Он побоялся кого-нибудь обидеть и попробовал всего по чуть-чуть. Под конец рабочего дня набрался смелости, спросил у Валентины Владимировны:
- А у меня будет удостоверение? В том, что я сотрудник страховой компании.
- Нарисуем, - подмигнула начальница. - А кто не поверит, пусть звонит лично мне. Хотя вы еще с месяц будете на положении ученика.
Ученик! В сорок лет! Вся голова седая! Но что ж теперь поделаешь? Веселенькую жизнь устроил ему Герман.
...Горанин, легок на помине, пришел к нему вечером того же дня. Звонок был давно заменен на самый резкий, заливистую трель услышал сразу, хотя Герман, положив палец на кнопку, снимать его не собирался.
- Да слышу я! Слышу! - прокричал Завьялов.
Герман был сильно пьян, а в руке держал еще одну бутылку водки. Дорогой, «кристалловской», не местного розлива.
- Ты чего? - спросил Александр удивленно. - Случилось, что?
- Радость у меня! А какая, не скажу! - рассмеялся Герман. - В квартиру-то пропусти! Не на пороге же!
-Проходи, конечно! -посторонился Завьялов.
- Закусить есть? - спросил гость, направляясь прямиком на кухню.
- А тебе не хватит?
- Да брось! Если б ты знал! Эх, Зява! Извини, я тебе тут наследил. - И Герман пьяно уставился на линолеум, по которому растекались грязные лужи. Ночью выпал снег.
- Ничего, потом вытру. А что случилось? Не прокурорскую ли должность получил?
- Не-е-т! Тут другое. Дай-ка мне, Саша, рюмку.
Он, действительно, был сегодня счастлив, Герман Горанин. Так счастлив, что Завьялову стало неловко. Горанин налил себе водки, поднял рюмку и с чувством сказал:
- За жизнь!
Он расслабился, лицо его было спокойно и [красиво. Карие глаза словно туманом заволокло. Ресницы длинные, густые, как у женщины, которая употребляет много туши. Прикрыв затуманенные глаза своими замечательными ресницами, [Герман мечтательно вздохнул:
- Эх, Сашка! Как жить-то хорошо! А?
- Может быть.
- Вот не к кому с этим прийти. Только к тебе. Уверен, ты поймешь.
-Я?
Он хотел было напомнить о своем горе, но [подумал, что не время. Не сейчас.
- Да знаю я, Сашка, что ты скажешь. Жить [плохо, жить тяжело. Но... Семьями спасаться бу-1дем. Семьями! - И Герман поднял вверх указательный палец. - Понимаешь меня?
- Не совсем.
- Главное в жизни что? Любовь и семья. Ими 1й надо спасаться. А все остальное... Деньги, ра-[бота... власть... - Герман пренебрежительно мах-|нул рукой.
- Ты влюбился, что ли?
- Ну ты скажешь! Влюбленность - это неопределенность. Ха-ха! В рифму сказал! Влюблен-|ность - неопределенность. Все в волнах. Будет -"не будет, одному Богу известно. А у меня не будет. У меня есть! Еще, что ли, выпить?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
