Анна Малышева - Запасной выход

У меня горело лицо. Я чувствовала себя дурочкой, дурочкой с длинным языком, которая зашла посплетничать и получила по носу.

– Я понимаю. – Она смотрела на меня с легкой отстраненной жалостью. – Теперь я понимаю, почему вы сюда пришли. Узнали, кто именно занялся вашим женихом, и забеспокоились. Верно?

– Нет, я пришла…

– Из-за того несчастного парня?

– Конечно из-за него! – Господи, как же мне перестать краснеть – я выгляжу лгуньей. – Мне и в голову не приходило, что Женя мог… Ну, вы понимаете…

Говорить было трудно. Она смотрела на меня так, будто не верила ни единому моему слову.

– Я в самом деле понимаю, – мягко сказала она. – Ваш парень перестал с вами встречаться, живет неизвестно где, у вас даже нет его телефона. А тут еще эта новость… Понимаю, что вы могли подумать. Так вот, если вас интересует именно это, тут я ничем помочь не могу.

– То есть?

– Я не знаю, возникли у них какие-либо отношения, кроме деловых, – отчеканила она. – Я в это никогда не вмешиваюсь. Но все-таки я могла бы вас успокоить, потому что причин для беспокойства нет. Роман – не тот человек, который будет кого-то заставлять или добиваться своего силой. Ему достаточно простого «нет» – я слишком давно его знаю.

– А если он услышит «нет», он тоже может сказать «нет»? – с вызовом спросила я. – Когда дело касается раскрутки нового певца, например?

Она вздохнула с таким видом, будто ей надоело возиться с трехлетней сопливой девчонкой. Достала из сумки ключи.

– Я выхожу из кабинета и запираю его – раздельно произнесла Елена Викторовна. – Вы хотите тут заночевать?

Я вышла, вслед за ней. Только на улице, когда Елена Викторовна отпирала свою машину (очень эффектную, кстати, серебристо-серую иномарку), она снова обратила на меня внимание.

– Так вы найдете время заехать ко мне? – спросила она, уже открыв дверцу. – Если вас правда волнует судьба того парня. Потому что насчет вашего Жени я рассказала абсолютно все.

Я молча уселась в машину рядом с ней. Под ногами у меня оказалась небольшая, плотно набитая сумка, очень тяжелая на вид. Елена Викторов – заметила, что мне неудобно сидеть, и объяснила:

– Обычно я езжу одна, так что… Переставьте назад. Только на пол, пожалуйста.

Я так и сделала. Сумка оказалась просто неподъемной. Впрочем, я не привыкла поднимать тяжести и могла ошибиться, но думаю, в ней было килограммов десять. Я едва справилась, и после этого у меня неприятно заныли плечи.

– Там афишки, – пояснила она, хотя я не задавала никаких вопросов. – Маленькие глянцевые афишки – для музыкальных магазинов. Мы их рассылаем.

– Знаю, у Жени висели такие, – вырвалось у меня.

– Ну, пока это не его афишки, о нем писать нечего. Это еще впереди!

Она вела машину уверенно, словно не делая усилий. Мы углублялись в центр, петляя по пустынным кривым переулкам. Мимо промелькнула свежевыкрашенная оранжевая церковь, блеснули купола. Над садиком в конце улицы кружились вороны – я видела их силуэты в нежно-голубом небе, но будто сквозь мутное стекло – в этот момент я вдруг поняла, что начинаю засыпать. Ничего удивительного – прошлой ночью я не уснула ни на минуту. Это было так недавно, а мне казалось, что с тех пор прошла неделя. А сколько времени прошло с того момента, как исчез Женя? По моим внутренним часам, конечно? Год, не меньше.

– Расскажите мне про Ивана, – донесся до меня голос, – Вы сказали, что он занимался музыкой? Профессионально?

Свой короткий рассказ о рок-группе, так и не добившейся успеха, я закончила к тому времени, как машина остановилась перед старинным особняком. Это было так близко от студии, что я удивилась: к чему ехать на машине, если можно с удовольствием прогуляться? Но Елена Викторовна, видимо, была не из тех, кто тратит хотя бы полчаса на бессмысленные действия. Если есть деньги на машину, нужно ее купить. Если машина появилась, на ней нужно ездить.

– Я в жизни не слышала об этой группе, – сказала она, поворачивая ключ в замке зажигания и извлекая его. – Впрочем, за всем, не уследишь. Группы создаются, распадаются, это происходит каждый день. Ладно, пошли.

В ее голосе зазвучало что-то новое. Я бы сказала, расслабленное.

– Я умираю от голода, – призналась она, набирая код на двери подъезда. Дверь, кстати, была единственная на весь фасад, да и сам особняк невелик – в четыре окна в длину, в три этажа в высоту.

Подъезд очень отличался от всех виденных мною прежде. Изумительно гладкие, выкрашенные в пастельные тона стены, автоматически включившийся свет, цветы на окне площадки. Мы поднялись на второй этаж. Лифта не было. Елена Викторовна достала из сумки связку ключей и долго отпирала сложные замки на высокой, обитой серой кожей двери. Потом пригласила меня войти.

– Берите тапочки, – сказала она, указывая на подставку для обуви.

Я переобулась, продолжая разглядывать просторный холл. Квартира явно была перепланирована. Да и от всего особняка, я думаю, остались в неприкосновенности только внешние стены. Внутри все выглядело новеньким, свежим, с иголочки. И казалось, что еще пахнет краской и лаком.

– Удобства дальше по коридору, – сообщил! мне хозяйка. – А я разогрею ужин.

Я вымыла руки в изумительной ванной – здесь было так здорово, что не хотелось уходить. Похоже, на внутренность космического корабля. Серебристые стены и потолок, длинная ванна в виде торпеды под металл. Сантехника сверкала, краны – рукоятки пульта управления полетом. Я никак не могла себе представить, как Елена Викторовна в своем добротном скучном костюме заказывает дизайнеру подобный интерьер. Меня бы не удивил какой-нибудь дорогой кафель или зеркальный потолок, но подобный модерн… В одном я не ошиблась – на полочках возле зеркала не было никаких кремов. И никаких признаков косметики. Только мыло и шампунь.

Кухня выглядела более приземленно – плиточный пол, желтые стены и куча нового оборудования. Арсенал ножей просто поражал, и я невольно задержала на нем взгляд. На доске красовалось более двадцати предметов! И даю слово, что ни одним ни разу не воспользовались – такими они были новенькими. Да и к чему эти ножи, если Елена Викторовна в этот момент извлекала из микроволновки разогретую пиццу?!

– Я готовлю, когда есть время, а его никогда нет, – ответила она, поймав мой взгляд. – Чему вы удивляетесь? Кстати, Надя… – Она поставила передо мной тарелку. – Можно я перейду на «ты»? Ты все-таки очень молодая, мне в дочери годишься.

Я охотно согласилась, понимая, что это односторонний договор. Ни при каких условиях я не смогла бы называть ее просто «Лена».

– Надя, ты пиво пьешь? Лично я выпью.

Господи, кем я ее считала?! Это живой человек, а я – идиотка, которая никак не отучится судить о людях по внешнему виду! Я даже не успела сказать «спасибо», когда передо мной поставили запотевший стакан с темным пивом.