Марна Келлог - Бриллиант

Мы миновали пустое караульное помещение с закрытыми воротами и еще одной предупреждающей табличкой: «ВЗРЫВЧАТЫЕ ГАЗЫ. БЕЗ ЗАЩИТНЫХ КОСТЮМОВ ВХОД ВОСПРЕЩЕН. ПРИМЕНЯЮТСЯ ВЫСОКОТОКСИЧНЫЕ ГОРЮЧИЕ ВЕЩЕСТВА. ОПАСНО».

Под красными буквами чернел череп со скрещенными костями. Оуэн нажал кнопку на противосолнечном козырьке, и ворота раздвинулись. Мы оказались на огороженном участке.

Я чувствовала, что сейчас случится что-то очень важное. И жизнь необратимо переменится. Пришлось срочно прикусить губу, чтобы промолчать. Не сказать: «Давай вернемся. Давай не пойдем туда. Я хочу, чтобы все оставалось по-прежнему. Оставь свой секретный проект в секрете».

Серое одноэтажное строение из бетонных блоков, которое, судя по виду, вполне могло выдержать ядерный взрыв, маячило в конце дороги. В маленьких квадратных окнах горел свет. Несколько ничем не примечательных машин и грузовиков были припаркованы на стоянке.

Оуэн остановился перед стальной дверью на роликах и, перед тем как выключить зажигание, поднял крышу машины.

— Не считаете, что нам стоит надеть маски или комбинезоны? — спросила я.

Он непонимающе уставился на меня.

— Взрывчатые газы и все такое? Испытания красителей.

— А, это, — хмыкнул он. — Нет, это просто чтобы отпугнуть посторонних. Идем скорее. Что-то похолодало. Кажется, пойдет дождь.

Он отодвинул тяжелую дверь ровно настолько, чтобы протиснуться внутрь, и отошел в сторону, давая мне пройти, но я случайно задела его, и наши глаза встретились.

— Простите, — пробормотала я смущенно, погружаясь в пыльный, шумный водоворот.

Потолочные люминесцентные лампы заливали комнату таким ярким светом, что было больно глазам. Вдоль стен тянулись деревянные верстаки. Над ними висели фотографии предметов мебели в натуральную величину. Точнее, крупные планы предметов мебели, некогда принадлежавших леди Мелоди Карстерз. Едва мы вошли, четверо краснодеревщиков в синих припудренных белой пылью комбинезонах бросили работу и выпрямились. Двое стянули наушники.

— Доброе утро, джентльмены, — поздоровался Оуэн.

— Доброе утро, мистер Брейс, — хором ответили они с сильным акцентом.

— Небольшое объявление. Сроки сокращены. Все должно быть готово через одиннадцать недель. Аукцион — через двенадцать.

— Сэр, мы не можем… — начал тот, что стоял всех ближе, судя по выговору, француз.

Оуэн повелительно поднял руку.

— Я понимаю, что мы от вас требуем, и вполне сознаю, что все вы закончить не успеете. Работайте так же, как работали, мои критерии не изменились. Я по-прежнему ожидаю от вас самой тщательной, можно сказать, идеальной работы. Если в результате готовых вещей будет меньше, ничего не поделаешь. Мы не имеем права, повторяю, не имеем права жертвовать качеством ради количества: вы не хуже меня знаете, что поставлено на карту. Я просто сообщаю, что сроки изменились. Вопросы?

— В таком случае следует обсудить, какие вещи делать в первую очередь, — встревоженно пробормотал француз.

Остальные трое кивнули. В темных глазах плескалось беспокойство.

— Это мисс Кесуик, мой старший исполнительный помощник, — представил меня Оуэн. — Она приедет в понедельник и поговорит с каждым из вас.

Да ну? Ноги моей больше здесь не будет.

— Еще вопросы? Нет? О'кей, джентльмены, спасибо. Мы больше не станем отнимать у вас время.

Последовало несколько минут оживленной галльской тарабарщины, прежде чем они вернулись к работе. Вещи, которые они делали, были самим совершенством. Работая по детальным снимкам, они создавали шедевры, точно повторявшие оригиналы. Несмотря на внутренний протест, я была поражена и очарована. И ничего не могла с собой поделать. Это было возмутительно.

Оуэн подошел к тому, кто заговорил первым, и положил руку ему на плечо.

— Продолжайте работать, Жан. Я не хочу вмешиваться и мешать вам. Просто собираюсь показать кое-что мисс Кесуик. Взгляните. — Он показал на одну из фотографий. — Узнаете это?

— Да. Он стоял в библиотеке леди Мелоди.

— Верно. Людовик Пятнадцатый. Изготовлен Адриеном Делормом в семьсот шестьдесят шестом году.

Комод с двумя ящиками и мраморной крышкой был украшен инкрустацией, такой изысканной, что я почти ощущала запах цветов, и роскошной позолотой тонкой работы: лавровые листья, спирали, завитки — все играло, переливалось, блестело.

— Жан — один из лучших в мире краснодеревщиков, — пояснил Оуэн. — Собственно говоря, каждый из парней просто уникален. Три француза и итальянец. Теперь все они мастера, но начинали учениками у Жана.

— Мадемуазель, — кивнул Жан и, улыбнувшись мне, вернулся к работе.

Он сделал набросок цветочного узора на гладкой дубовой поверхности комода и сейчас тонкими щипчиками выбирал с трех различных подносов крошечные кусочки дерева в форме цветочных лепестков и листьев: амарант, тюльпанное дерево, груша или, возможно, яблоня. Я завороженно смотрела, как он поднимает очередной листочек и смазывает обратную сторону кисточкой, предварительно окунув ее в какой-то состав, предположительно подлинный клей восемнадцатого столетия. Что это? Клейстер из воды и муки?

Не хотелось мешать им ненужными вопросами.

Каждый кусочек вставал точно на место. Оставалось только наложить лак и позолоту, и на мой взгляд, — а я никогда не устану повторять, что он куда более наметан, чем у многих знакомых мне людей, — результат был совершенно неотличим от оригинала.

— Прекрасная работа, Жан, — сказала я. — Можно целый день стоять тут и наблюдать за вами.

— Merci, мадемуазель, — пробормотал он, не оборачиваясь.

— Бертрам оценил комод в полтора миллиона, — сообщил Оуэн. — Пойдемте, я покажу вам мастерскую позолотчика.

— Постойте! Хотите сказать, что Бертрам знает обо всем?

Представить невозможно, что президент и главный аукционист «Баллантайн» способен одобрить мошенничество! Для этого он слишком джентльмен. Кроме того, Бертрам начал в одиночку выводить наш корабль на верный курс, и я чувствовала, то «Баллантайн и Кº» в целом, и мои личные пятнадцать процентов особенно, впервые со дня смерти сэра Крамнера в надежных руках.

— Ни в коем случае! И не узнает.

— Не думаю, что он был бы в восторге от этой идеи.

— Не то слово. Он настоящая старая дева!

Мы прошли мимо нескольких предметов меблировки в различных стадиях доводки и оказались в отдельном помещении, где перед плавильней стоял мужчина в огнеупорном костюме, толстых стеганых рукавицах и маске с капюшоном. Он как раз вынул тигель из огня и наливал расплавленную медь в железную форму в виде орнамента из причудливо изогнутых завитков. Мы наблюдали за ним через окно.