Джудит Гулд - Плохо быть богатой

Она немного постояла у входа, изучая ряды припаркованных к обочине „харлеев", затем перевела взгляд на здание. Типичные трущобы, построенные век назад, чтобы расселить прибывающих из Восточной Европы эмигрантов. Внутри же крохотные смежные комнатенки.

Поднявшись на полпролета по выщербленным каменным ступеням, Олимпия толкнулась во входную дверь. Та оказалась заперта. Все правильно, этого она и ожидала. Это вовсе не обычный жилой дом, она поняла это, едва увидела мотоциклы. Олимпия огляделась: ни намека на звонок. Постучав в дверь, она еще немного подождала, однако никто так и не появился. Живо накрутив ремешок сумки вокруг запястья, она принялась барабанить в дверь двумя кулаками.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем внутри щелкнула задвижка и дверь приоткрылась на несколько сантиметров.

— Ну? — подозрительно уставилась на нее из-за двери девица с грязными обвисшими светлыми волосами.

Олимпия заученно улыбнулась:

— Меня зовут Олимпия Арпель, я пришла, чтобы повидаться с Шерл…

В этот самый момент откуда-то из глубины дома донесся жуткий крик, от которого кровь стыла в жилах. Девица тревожно обернулась, и Олимпия поняла, что самое время пренебречь такими тонкостями, как приглашение войти. Широко распахнув дверь, она оттерла в сторону блондинку и решительным шагом направилась в глубь дома.

— Эй! — недовольно крикнула та, засеменив следом и пытаясь ухватить Олимпию за рукав. — Куда ты прешься-то так вот запросто! Нельзя же, правда же…

— Да какой там, к дьяволу, нельзя! — пробормотала в ответ Олимпия, стряхивая с плеча ее руку. — Только попробуй мне помешать! — грозно предупредила она.

У подножия лестницы она на секунду затормозила, едва не споткнувшись о мертвецки пьяного рокера, и быстро огляделась. И почти сразу же снова услышала этот леденящий душу крик.

Вверх по лестнице она уже летела, а ворвавшись в огромную пустую комнату, застыла на месте, не в силах поверить своим глазам. Четыре здоровенных неопрятных детины с длинными, до плеч, волосами, прижали к полу женщину. Сердце Олимпии сжалось: Ширли! Еще один, с голым задом и спущенными джинсами, свалившимися к щиколоткам, привстав на коленях, как похотливое животное, раскачивался над нею взад-вперед, другой навис над ее лицом. За их успехами следили дюжины две грязных человекоподобных существ в различной стадии раздетости. Собравшись кругом, они тянули пиво прямо из банок, грубо подначивая насильников. Все без исключения были одеты в джинсовые жакеты-безрукавки с огромными аппликациями на спинах, изображающими череп и кости.

Олимпия вросла в пол, но не надолго.

— А ну-ка, прекратить! — Ее голос, хладнокровный, но исполненный властной уверенности, остановил действие, словно невидимый режиссер нажал кнопку „стоп" на переключателе. Головы медленно повернулись в ее сторону. В нависшей тишине десятки пар пустых глаз хмуро разглядывали ее.

Олимпия крепче сжала пальцами медный замок на сумке.

— Де-ерьмо! — первым вышел из оцепенения стоявший почти рядом с нею рокер, которого голос Олимпии оторвал от приятного занятия: он ковырял огромным охотничьим ножом под иссиня-черными ногтями. Медленно смерив ее взглядом из-под нависших, как капюшон, век, он отвернулся в сторону и смачно сплюнул: — Проваливай, бабка!

Остальные дружно расхохотались, так же внезапно, словно режиссер решил наконец нажать „пуск".

— Скоты! — Подбородок Олимпии дрожал от негодования, жилы на шее вздулись, натянутые и тугие, словно провода. — Вы просто скоты!

— Да ну? — в глубине глаз рокера, оттачивающего ножом ногти, полыхнул опасный огонь, словно у внезапно проснувшегося, а до сих пор дремавшего кота.

— Показать тебе настоящих скотов, бабка? — Намеренно медленно он сложил нож и резким движением оторвался от стены, которую до тех пор подпирал.

Пока он нарочито медленно вышагивал ей навстречу, Олимпия не сводила с него глаз, успев при этом приоткрыть сумочку и запустить в нее руку.

Парень застыл прямо перед ней, и только тогда Олимпия поняла, насколько он огромен. Казалось, к ней приближается изготовившийся к прыжку футбольный защитник. Разница только в том, что у этого вместо наплечников было все настоящее — тугие бицепсы, рельефные грудные мышцы, мощные крепкие руки.

Олимпия продолжала смотреть на него во все глаза. Просто поразительно, что люди могут гордиться тем, насколько они отвратительны, подумала она. Лоб его, лоб кроманьонца, был повязан мерзким красным платком. Нос плоский, скривленный набок — скорее всего, следствие уличных боев и плохого лечения, мрачно обвисшие жидкие усы. Прямо на шее, толстой, как ствол дерева, виднелась татуировка: два пальца, сложенные, как для щелчка. На вид ему можно дать лет сорок, и вовсе нетрудно догадаться, в каких учебных заведениях он постигал азбуку жизни: в Аттике, Рейфорде или Фолсоме. А может, из-за особого прилежания подзадержался с учебой, побывав во всех трех тюрьмах. Олимпию бы это не удивило.

Если его угрожающий вид и испугал Олимпию, внешне это не проявилось, она и бровью не повела.

— Ну, в чем дело, бабка? — рявкнул он. Глаза его цепко впились в нее. — Не любишь животных, говоришь? — Язвительно захохотав, он дотянулся рукой до ее сморщенной щеки, слегка ущипнув ее.

Вот этого Олимпия на дух не выносила. Чтобы какой-то ублюдок касался ее?..

— Убери свои лапы, засранец, — спокойно проговорила она, и тут же рука, утонувшая в сумочке, скользнула наружу. Секунда — и дуло револьвера уперлось ему в пах.

— Какого дьявола… — взревел было кроманьонец, и тут же застыл на полуфразе. Глаза его пылали, как угли в золе. Тут лучше поосторожнее: одно движение — и эта дура лишит его самого драгоценного — возможности воспроизводить себе подобных.

— Только дернись, — четко предупредила Олимпия, — потом всю жизнь Майклом Джексоном петь будешь.

Взгляд „троглодита", с трудом оторвавшись от револьвера, уперся Олимпии прямо в лицо. Зубы его оскалились, в глазах полыхнула то ли ярость, то ли испуг. Это обряженное в норку чучело с жесткой прямой челкой и оранжевой помадой явно принадлежало к тем особям, с которыми ему встречаться так близко еще не приходилось: богатым, решительным и до идиотизма бесстрашным. Но она пожалеет, что выставила его дураком… Еще как пожалеет!

Ни один из тех, кто осмелился насмеяться над ним, не переживет следующий день! Ни один.

Олимпия слегка махнула револьвером:

— Медленно подними руки и положи их за голову!

Какую-то секунду он молча смотрел на нее, не двигаясь. Быстро подняв револьвер, Олимпия предупреждающе пальнула в потолок и тут же вернула его в прежнюю позицию. Оружие было небольшим, но звук выстрела и отдача вполне достойные. Стреляла она из него впервые, и результат казался ей обнадеживающим.