Сотерия - Яна Бендер
Проснулась я уже лежа в кровати, в комнате с задернутыми шторами и теплыми бежевыми стенами. Герман спал рядом. Я снова прикрыла глаза, чтобы побыть еще немного в сладком забытьи.
– Охотно, очень охотно я проведу с тобой эту ночь, – послышалось мне сквозь дремоту.
Это был голос Германа. Он шептал мне на ухо. Я улыбнулась, открыла глаза, а он уткнулся носом в мою шею и легонько поцеловал.
– Как же долго я тебя ждал…
– Двадцать лет.
– Нет, целую вечность!
05.08.2006 – суббота
9.45.
Я проснулась, умылась, выпила кофе.
«И в клинику не ехать… Жаль!» – подумала я, глядя в окно на свой город.
Я собрала сумку, спустилась на стоянку, завела машину в надежде забыть о Германе у родителей.
«Нет, не прокатит, – эхом раздалось в моей голове, – мне нужен мамин совет!»
10.20.
Я подъехала к воротам родительского дома. Папа встретил меня и загнал мою машину в гараж, туда, где находилась и его.
Мама стояла у плиты и что-то готовила. Когда я зашла в дом, то почувствовала великолепный аромат ванили, корицы и фруктового чая.
В духовке запекалось мясо в горшочках, а на столе красовался пирог.
– Кушать будешь? – спросила у меня мама.
– Конечно! – воскликнула я и разместилась за столом.
11.00.
После «второго завтрака» я села на диван рядом с мамой. Папе позвонили с работы, и он был вынужден отъехать.
– Как у тебя дела? – беспокоилась мама.
– Неплохо.
– Как там твой пациент?
Я вздрогнула, словно иглой пронзили оголенный нерв, а за окнами тихого дома раздались взрывы снарядов и артобстрел.
– Что такое? – удивилась мама.
– Идет на поправку. Уже разговаривает.
– Меня беспокоит твоё отношение к нему…
– Мам, – я не знала, что должна говорить, поэтому решила полностью ей открыться, – я влюбилась. Всерьез и надолго. Я провожу рядом с ним дни и ночи. Мы всё время вместе: и во сне, и наяву. Я не знаю, как это можно объяснить, но меня тянет к нему, словно к запретному плоду… и его ко мне. Я знаю, осознаю каждой своей клеточкой, что он способен утянуть меня на самое дно черной, беспросветной, греховной бездны, но в то же время, только ему под силу подарить мне белоснежные крылья, которые мне обламывали другие. Он готов сжечь меня в пламени страстей, но в этот же миг ему под властны мои самые глубокие печали, которые он отдаляет от меня одной своей улыбкой. Мы искренне любим друг друга. Он даже переживает за меня больше, чем я за него. Для меня это какая-то неведомая, бесконечная глубокая тьма, в которую, как ни странно, я хочу окунуться с головой, броситься в омут, чтобы наверняка не выплыть из его красочных фантазий. И, предугадывая твои слова, скажу: нет, мама, он не псих. У психов нет чувства сострадания, которое присуще ему. Он – нормальный человек.
– Мне кажется, ты слишком запуталась: то он дает тебе крылья, то сталкивает в черную бездну…
– Нет, наоборот. С каждым днем я всё больше убеждаюсь в том, что без него не смогу. Но…
– Что еще?
– И днём, и ночью приходиться думать лишь об одном – как спасти его из ада, в котором нет котлов, ведь вместо них аминазин и прочие транквилизаторы, а черти носят белые халаты…
– Чем я могу тебе помочь?
– Ничем. Спасибо, что выслушала.
Она обняла меня.
22.30.
День протянулся и казался вечным. Как я могла перестать думать о Германе? Никак.
Наконец-то я отправилась в спальню, чтобы утонуть во сне. Я ужасно по нему соскучилась. Мне нужна была очередная доза его.
22.42.
Он подхватил меня на руки, встав из-за стола и подбежав ко мне.
– Я так соскучился! – прошептал он мне в ключицу.
– Я тоже… – обхватив его шею, призналась я.
– Пойдем, нужно тебя переодеть.
Он внес меня в свой дом, поднял наверх, в спальню, усадил на кровать, распахнул шкаф.
– Что бы тебе подобрать? – задумчиво произнес он.
Рядом со мной на кровати оказалась гора рубашек, футболок…
– Как тебе это? – он показал мне одну из своих маек. Она была явно велика.
Я поёжилась.
– Что не так? – удивился он. – Как платье сойдет.
– Нет. Мне не нравится, – призналась я.
– Ладно, капризулька моя, – он вытянул из кучи одежды белую рубашку. – Закатаем рукава, сделаем пояс.
– Давай дальше.
– Дальше, так дальше, – согласился он.
Герман протянул мне футболку черного цвета, на которой был изображен огромный белый череп.
– Тебе понравится, – заключил он.
– О, да… – с восхищением произнесла я.
Он отвернулся, я сбросила порванное платье и натянула предложенную мне одежду. Она была достаточно длинной, что казалось, будто это не футболка вовсе, а туника.
– Ну вот, другое дело, – обрадовался он, увидев меня в новом облике.
Я убрала волосы в заколку, обулась и посмотрела на него.
– И что, мне теперь в этом виде ходить? – уточнила я.
– Знаешь, я своего рода оставил на тебе знак, что ты принадлежишь мне и находишься под моей защитой.
– В общем, теперь все будут думать, что мы с тобой…
– Это уж их проблемы. Пускай думают, что хотят.
Я улыбнулась ему, и мы вместе убрали вещи с кровати.
Когда мы вышли на улицу, вся компания была в сборе. На столе стояли кружки, но Лорд наливал в них вино, а не чай, как это было обычно.
– Что празднуем? – удивилась я, обнимая одной рукой Германа.
– Твое преображение, – ответил мне хозяин этого мира.
– Странный повод, не находишь? – садясь на свое привычное место, отметила я.
– А существование этой вселенной ты странным не считаешь?
– Я к ней уже привыкла.
– Прости, Герман, я немного опоздал! – раздался знакомый голос за моей спиной.
– Вот, моя маленькая, я даже твоего друга пригласил, – обратил творец этих фантазий моё внимание.
Элим прошел и сел наискосок от меня. Герман взял свою кружку.
– Дорогие мои друзья, гости, – он посмотрел на охотника, – и прочие… Вчера моя девочка, единственный лучик солнца в этой ледяной пещере повзрослела. К сожалению, накануне нам не удалось отметить это, поэтому давайте сделаем это сегодня! За мою малышку!
Все эти радостные возгласы Германа меня сейчас мало интересовали. Я смотрела на Ангелину, которая устремила печальный взгляд на своего господина. Как же мне было её жаль! Все веселились, но ей было не до веселья. Она устало смотрела на меня и Германа.
К ночи многие гости были порядком пьяны. Мне надоели все эти нетрезвые лица,
