Бремя чести - Любовь Бортник
– Месье, я не в праве указывать вам, но всё же…Я разговаривал с месье Пло-Даккаром, и он говорил, что был очень удивлён, узнав о такой внезапной кончине вашей матери. Он уверял меня, что когда осматривал её, то не нашёл никаких поводов для беспокойства. Ваша мать была относительно здорова, и смерть её стала потрясением для месье Пло-Даккара. Он уверяет вас, умоляет, чтобы вы были осторожны.
– О чём ты хочешь сказать мне, я так и не понимаю, Пьер?
– Мой господин, неоднократно всплывали …Эм…Разговоры. Всего лишь пересуды! Но говорили, что ваша жена, мадам Арабель, отнюдь не безгрешна, и имеет отношение к тёмным делам.
– Снова ты за своё! Скажи это слово, Пьер. Ведьма! Так ты хочешь сказать? Что она ведьма?
– Что вы, месье, я ничего такого не думал, однако, слухи не рождаются на пустом месте. Ваше чудесное выздоровление, о котором поведал мне месье Пло-Даккар, внезапная смерть вашей матушки, и абсолютная неуязвимость вашей дорогой жены, к несчастью, подрывают доверие к ней. Все эти случаи такие сомнительные…
– Я услышал тебя, а меня вот никак никто не услышит. Я люблю Арабель, а она любит меня. Это настоящая, человеческая, сильная любовь, которой моя матушка противилась с самого начала. Никто не может понять, что кроме любви и её магии, больше ничего не существует. Мне жаль, но вы все обречены. Вы так и не познаете настоящую любовь, потому что не верите в само её существование…
– Ах, месье! Мне бы говорить о любви! В мои годы думаешь лишь о том, как избавиться от боли в коленях да спине. Любовь! Она прекрасна, но она ведь и может толкнуть человека на безумные, грешные поступки. Пожалуйста, месье Д’Амбруазе, всё, чего я прошу, это будьте осторожны и бдительны! Мне не безразлична ваша судьба, и судьба вашей маленькой дочери.
Ален ничего не стал отвечать, только кивнул на прощание.
Арабель оставалась дома, так как Ален запретил ей выходить на улицу, да и малышку оставлять без кого-то из родителей было страшно. Вернувшись, Алену сообщили, что Арабель сейчас спит, вместе с Мадлен. Ален справился о здоровье обеих, и получив положительный ответ, ушёл к себе.
Он остался наедине с самим собой. Его терзали слова месье Мартена, и он невольно начал с ними соглашаться. Его душа разрывалась на миллионы частей. Он рыдал, как ребёнок, он не находил себе места – так тяжело ему давались рассуждения.
«Неужели, всё это ложь? Разве любовь способна допустить такое? Разве Бог допустил бы такое? А что если всё это правда, и это действительно она избавилась от моей матери? Нет, этого не может быть. Она –ангел, вырвавший меня из плена пагубных страстей и дурного нрава. Одно её слово, один её взгляд, способны исцелить меня, мою душу. Она буквально подчинила меня. Я полностью в её власти. Что это, если не колдовство? Но наша любовь, моя любовь! Такая сильная и несокрушимая…Можно ли поверить, что такая любовь существует? Разве можно так любить, до исступления, до полной покорности и отдачи во власть, и не быть околдованным? Да, я околдован ею… Но она такая чистая, такая светлая, нежная…Нет, нет, нет…Я не верю!»
Вечером, когда настало время обедать, Арабель спустилась в обеденную, но Алена там не было. Тогда она пошла к нему в комнату, но и там его не оказалось. Она прошла на балкон, и нашла его, сидящим на полу. Его голова лежала на коленях, он выглядел жалким и подавленным.
Слегка коснувшись его плеча, Арабель попыталась его разбудить, и Ален почти сразу открыл глаза.
– Я понимаю, что тебе тяжело, но не истязай себя. Тебе нужно поесть, иначе у тебя не будет сил. Не забудь, что наша дочь нуждается в отце также, как и в матери.
Воспоминания о Мадлен, о её милом личике и крохотных нежных ручках взбодрили Алена, но тут же он стал бояться сильнее.
Пока Арабель вела его в обеденную, он думал.
«Если всё действительно так? Имеет ли такая мать право быть? Что ждёт мою дочь с такой матерью? Не причинит ли она, в порыве гнева или обиды, вреда моей малышке?» – Ален настороженно смотрел на Арабель, которая была абсолютно спокойна, и лишь немного опечалена.
«Я не вижу в её лице того живого рвения к справедливости. Она давно утратила чувство сострадания. Но как такое произошло, когда это случилось, и как я не заметил перемен? Почему я бездействовал, пока моя мать и жена вели невидимую войну? И в этой войне победила моя жена, и радоваться мне этому, или плакать, я не знаю…»
Они сидели за столом в полном безмолвии. Алена не покидали свои думы, а Арабель боялась заговорить с ним, боялась сказать что-то, что растеребит его раны.
– Тебя смерть моей матери нисколько не трогает, -решился Ален, потому что не мог больше сдерживать поток мыслей в голове, – хотя, признаюсь, я и сам сейчас по большей мере думаю не об этом.
– Я уже говорила тебе, что относилась к твоей матери уважительно, хоть от неё такого отношения и не получала. Заслуживала ли я хорошего отношения? Не мне судить. Однако, твоя мать должным образом не относилась к тебе, а что говорить обо мне. Она всегда хотела, чтобы я убралась из этого дома, – Арабель нервничала, её чувства были задеты, а ещё она боялась выдать себя, выдать то, что почувствовала облегчение с примесью радости, когда мадам Изабель отошла в иной мир.
– А ты ведь так не хотела уходить отсюда…И поэтому ты помогла ей умереть.
– Ох, это уже слишком, Ален! Обвинять, меня, да ещё и в таком!
– Откуда в тебе это? Что стало с тобой? Для тебя уже не существует ни добра, ни зла. Ты больше не борешься за честность, не борешься за справедливость. Ты принимаешь всё как есть, идёшь на поводу у судьбы….
– Я не понимаю, Ален, к чему ты всё это говоришь. Я скорбела, как и ты, но нельзя вечно жить прошлым. Прости, но мне ребёнок дороже чем твоя мать, и мне не хочется тратить силы на то, чего не воротить. Я должна быть сильной ради дочери.
– Должна быть сильной, и на всё пойдёшь, ради её счастья?
–Ну конечно! А ты бы не пошёл на всё? На смерть, не спустился бы в Ад, не продал бы свою душу ради спасения своего дитя?
– Арабель, очнись! Кто угрожает ей?.. Моя мать никогда не причинила бы ей зла.
– Ты и сам прекрасно знаешь, что самую большую подлость совершают самые близкие люди.
Девушка бросила приборы и
