Светлана Демидова - Сердце из нежного льда

– Ладно, – сказал он Щербаню, – заплачу, только сразу за все оставшиеся у тебя снимки вместе с пленкой. И не в баксах, а в родных российских рублях.

– Сколько дадите? – с жаром выкрикнул Николай, и Башлачев понял, что тот давно как следует не ел. Он собирался предложить Щербаню пятьсот рублей, но, глядя на его разгоревшиеся больные глаза, сказал:

– Двести.

– Мало, – проскрежетал фотограф и облизнул сухие губы. – С пленкой – мало.

В конце концов они сошлись на четырехстах пятидесяти.

Щербань очень не хотел открывать очередному Алкиному хахалю свое убежище, но голод немилосердным образом скручивал желудок, да и аспирина надо было купить. Николай прямо чувствовал, как температура тела неумолимо ползет вверх. Наверняка уже градусов тридцать восемь, а то и все тридцать девять. Так и сдохнуть недолго. Кому тогда будут нужны эти фотографии? Пришлось прямо на глазах могучего владельца «Ауди» идти к подъезду дома напротив. Четыреста пятьдесят рублей – это, конечно, ерундовые деньги, если других доходов нет, но Щербань уже отчаялся пристроить фотографии. Он пытался предложить их еще одному Алкиному кавалеру, красивому такому молодому мужику с чеканным профилем, так тот ему чуть шею не сломал. Еле ноги унес. К самой Алке он боялся соваться с фотками. Все равно ж пожалуется своим буйным любовникам. Спасибо, что хоть этот согласился. Дрянной мужик. По роже видно. Отлупит Алку, как пить дать! Может, прямо этими фотографиями – да по красивому лицу! Но ему, Щербаню, до этого нет никакого дела. У него своих забот полон рот. Ноги бы не протянуть в этом гнилом Питере! Как тут только люди живут? Болото и есть болото, какими дворцами его не обставляй!

На полученные деньги первым делом Щербань купил себе аспирину и еще каких-то лекарств по совету тощей длинной аптекарши, которая при разговоре с ним брезгливо поджимала морковные губки. Еще купил батон, двести граммов самой дешевой колбасы и квасу в пол-литровой бутылке. Его вонючие мужики с утра ушли на дело, и он в спокойной обстановке выпил лекарства, смолотил колбасу с батоном, завернулся в грязные тряпки и заснул глубоким, тягучим и странным сном. Ему виделись оранжевые всполохи, сквозь которые он, Николай Щербань, брел неизвестно куда. А из той затягивающей неизвестности нет-нет да и выплывала танцующая Алка, такая же голая, как на его снимках, только с нынешним гордым лицом. Она с самым серьезным видом выделывала непристойные кренделя и время от времени грозила ему пальчиком с кровавым ноготком. Щербань хотел выбраться из оранжевых всполохов, потому что Алка надоела ему до смерти, но ничего не получалось. Он все брел и брел прямо в пасть черной бездны, а Алка все грозила и грозила ему тонким пальчиком.

Петр Николаевич Башлачев снисходительно смотрел на докладывающего на техническом совете Кравченко и с трудом сдерживал торжествующую улыбку. Они с Игорьком спят с одной и той же бабой. Разница только в том, что Игорек об этом не знает, а он, Петр Башлачев, сам все это и организовал. Это-то как раз более всего бодрит и возбуждает. Белозерова все фотографии уже отработала. Осталась пленка, на которую он положил ей две недели. Одна уже прошла. Хотелось бы, конечно, месячишко, но Петр Николаевич чувствовал, что Алка уже на пределе. А кто знает, на что эта сумасшедшая баба способна, когда совсем сойдет с катушек! Лучше ее не злить. Вика тоже что-то чувствует, но доказательств у нее нет. Да, признаться, плевать ему на Вику. Других баб, что ли, нет? Конечно, не хотелось бы расставаться с Мишкой, но в конце концов, кто ему мешает настрогать других… Квартира на нем, дача в Репино – тоже. Да пошла она, эта Вика! После свиданий с Белозеровой он стал чувствовать себя увереннее, как-то даже значительнее, что ли… А может, признаться Алке в любви? Сказать, что фотографиями прижимал ее только потому, что не видел другого способа с ней сблизиться, что давно и безумно любит ее. Рассказать про Щербаня, как он, Петр Башлачев, вырвал у гнусного фотографа ее снимки и так здорово накостылял ему по шее, что тот уже никогда больше к ней не сунется?! И пленка в этом деле – самое прямое тому подтверждение! А иначе откуда бы ей взяться у него? А еще для доказательства его преданности можно купить ей какое-нибудь обалденное колье или там… браслетик… или колечко с бриллиантиком, цветов… Не таких, как в прошлый раз. Не в привокзальном ларьке покупать, а в фирменном магазине. Конфет тоже – фабрики Крупской. Коньяка можно купить подороже. Она вроде не пьет, но иногда-то можно, ради торжественности обстановки! И еще туалетной воды какой-нибудь фирменной, французской! И чтоб не маленький флакончик, а такой, чтоб надолго хватило. Чтобы поливалась духами и его все время вспоминала. Его щедрость и бескорыстие. А что? Чем черт не шутит? Да с такой женой не стыдно показаться и в дипломатических кругах, а не то что на новогоднем вечере коллектива их института! И ребенок может получиться не хуже Мишки. Да хоть бы и девочка – тоже ничего!

Башлачев осторожно повернул голову и отыскал глазами тонкий профиль Белозеровой. До чего же красива, чертовка! Голова в шапке черных блестящих волос, как в шлеме. Ни единой прядки не выбивается, ни одной вольной волосинки! А шея! Какая у нее шея! Наверно, именно такие и называют лебедиными! А как вкусно пахнет ее кожа! Да-а-а… с туалетной водой можно и промахнуться… У нее какие-то свои ароматы… Может, и не французские…

Игорек закончил доклад и пошел на место. Надо же! Не стесняется! Сел прямо к Белозеровой и что-то шепчет ей на ушко! Чуть ли не целует в ту самую лебединую шею. А Алка-то, Алка! Улыбается! Что-то в ответ нашептывает! И никто из сослуживцев на них уже не обращает особого внимания. Привыкли. А как поначалу гудели! Во всех углах обсуждали их роман! Бабы Алке вслед плевались за то, что на мальчишку позарилась. А ей хоть бы что! Как с гуся вода! Нет! С этим пора кончать! Пусть Кравченко отваливает к своей девчонке, которую долго держал на своем столе в рамочке! Не по себе сук рубит, молокосос! Небось про любовь ей серенады поет… А если ему Алкины фотки предъявить? Что он тогда запоет? А еще можно ему сказать, что он, Петр Башлачев, с ней с юности интимные отношения поддерживает. А фотографии – тому доказательство. А что? Все знают, что они с Белозеровой вместе пришли на работу в этот институт. Поверит Кравченко! Куда денется! Да и Алка не такова, чтобы кричать Игорьку: «Не виноватая я! Он сам пришел!» Она ничего отрицать не будет. Гордая!

После техсовета о насущных производственных вопросах Петр Николаевич не мог и думать. Ему все время виделось, как Кравченко наклоняется к Белозеровой и что-то проникновенно шепчет ей в ухо. Башлачев понял, что делить Алку с Кравченко хоть и на последнюю оставшуюся неделю не желает. К тому же возможно, что в свете его мечтаний на техсовете она вовсе и не последняя. Он заглянул в отдел и начальственным кивком пригласил к себе Кравченко. Тот прихватил свои папочки, потому что они вчера еще договорились обсудить кое-какие дела, касающиеся их договора с Новореченском.