Следствие ведет блондинка (СИ) - Анна Трефц
— У нас нет романа, — вдоволь понаслаждавшись его уязвимостью, успокоила она, — Но, тем не менее, он замечательный человек. Слушайте, я вас должна познакомить, а то он совсем завял в своем директорском кабинете. Иногда мне кажется, что он собирается сигануть из окна. Он так задумчиво в него смотрит… Послушайте, у двоих мужчин, которые так замечательно танцуют танго, должно быть много общего и в другом.
— Но ваш Тимофей не выходит из своего кабинета, — заметил Нарышкин, который испытывал к незнакомому ему директору завода не слишком теплые чувства.
— Ерунда, — отмахнулась Марго, — Если гора не идет к Магомеду, Магомед сам придет к горе. Пойдем к нему в кабинет, и все дела. Когда вы свободны от поисков дряхлых построек, в которые французы хотят вложить свои сбережения?
— Да я, в общем-то, не слишком обременен делами, — улыбнулся Андрей.
— Вот и славно, — подытожила Марго, — Прямо завтра к нему и отправимся. Кстати, вы не помните, где я оставила своего Мао?
— Хм… сейчас, — он прислушался.
— Чертова псина! — донеслось из бильярдной, — Эти ботинки стоят тысячу долларов!
***
Лаборант Лютиков плеснул на лицо холодной воды из-под крана и, недовольно сморщившись, уставился на свое отражение в зеркале. Как же ему хотелось домой. С завода уже все разошлись, даже бачки в унитазах мужского туалета урчат как-то по ночному мирно. Впрочем, он мог без всяких проблем посетить и женский туалет, поскольку в этот час на заводе женщин уже не осталось. Да и мужчин не встретишь, разве что охранник какой пройдет по коридорам промышленного здания раз в два часа, постучит от нечего делать дубинкой по батареям и скроется с глаз. Лютиков потряс головой, роняя в раковину холодные капли воды. Только он, как проклятый, должен тут сидеть. И не просто сидеть, а выполнять срочный заказ. И откуда эта важность и срочность? С чего бы не сделать ту же работу завтра?! Так нет же, этот немецкий херр, известный на заводе своей дотошностью специально поймал его сегодня в столовке и заставил принести отчет по образцам колбасы, которую они изъяли на прошлой неделе. И Лютикову, конечно, проще было бы сделать как всегда, принести стандартный отчет раз и навсегда занесенный в компьютер. Он вообще не понимал, что это за дурацкий порядок установил вредный херр Шульц — брать лабораторный анализ каждой партии продукции. Это же адская работа. На других предприятиях берут пробный анализ раз в месяц и все довольны, а ему — нет, подавай каждый день, по его немецкой технологии производства, чтоб ей и всем немцам пусто было! Вот лаборанты и выкручиваются как могут — сделали один анализ и навсегда. И теперь подпихивают ему в отчетах все тот же трехлетний образец, а иначе им на работе с утра до полуночи впахивать.
Он и сегодня уже вознамерился поступить точно так же, но вредный немец догнал его и сообщил, что в данной конкретной партии изменены какие-то добавки, и что он — Лютиков, должен провести тщательный анализ на количество всех ингредиентов. В довершение ко всему он ему еще и образец в руку всунул. «Гусарская» колбаса хорошо шла с хреном и черным хлебом. И ее совсем не хотелось анализировать.
Вот на кой черт немцу понадобилось изменять свой же рецепт! И без того колбаса, производимая на комбинате, пользуется спросом. Чего он своим неуемным энтузиазмом мешает спокойно жить людям? Вот и сиди теперь лаборант Лютиков до самого утра, ковыряйся с этой паршивой колбасой. А по телеку сегодня полуфинал лиги чемпионов, потом сериал про Ментов, чай с плюшками…
Лютиков нахмурился. Вообще-то паршивая у него жизнь, с какой стороны ни глянь. Девкам он не интересен, потому что рожа вся в прыщах и зарплата маленькая. Квартиры своей нет — живет с родителями, которые вечно ноют, что взрослый сын должен уже определиться и жить самостоятельно. А разве ж они постарались, чтобы он определился ко времени? Сеньке, вон, другану, родичи квартирку купили, отремонтировали и обставили — любо-дорого. И на день рождения Девяточку новую подарили. Вот у Сеньки не жизнь, а лафа. И девки стаями вокруг него вьются, хоть рожа у него не менее прыщавая, чем у Лютикова. А ему — бедолаге уже 25-ть лет как стукнуло, у него еще и приличной девчонки не было. Были какие-то лахудры по пьяни, от вида которых поутру похмелье только крепчает. Да что там девки! Лютиков даже собаку себе завести права не имеет — родители против. А он может с детства об этой собаке мечтал! Вот пойдет он выгуливать пса, а навстречу ему какая-нибудь красотка с пуделем. Ну, слово за слово, то да се, может и счастье обретет впоследствии…
Лютиков глянул на себя в зеркало в последний раз: до чего же рожа противная. И как его угораздило родиться с такой отвратительной внешностью. Глазки маленькие, волосенки мышиного цвета — тонюсенькие, нос крючочком, губы как два шрама на лице и повсюду красные пятна. Да еще лаборант на мясокомбинате, да еще без хаты, без машины и даже без собаки! И одет ровно на свою зарплату: джинсы да свитер — все с вещевого рынка, который возле дома. Там дешевле. Как же Лютиков ненавидел свою жизнь. Разве о такой мечтает нормальный пацан? Разве пределом мечтаний нормального пацана может быть должность лаборанта на мясокомбинате со всеми вытекающими отсюда последствиями?! Уж лучше бы он в бандиты подался, право слово. Ходил бы сейчас крутой, коротко стриженный, за поясом пистолет, в кармане толстая пачка пятисоток…
Побоялся, а ведь предлагали ребята со двора, когда он из армии вернулся. А чего было бояться, за жизнь свою паршивую трясся что ли? Так вот она жизнь, хлебай — не хочу. Сиди теперь до утра, расщепляй треклятую колбасу на составляющие. Лютиков поднял глаза к пожелтевшему потолку и вздохнул:
— Господи, избавь ты меня от этого говна!
Не понятно, что он имел в виду в тот момент. То ли ему вообще жизнь надоела, то ли конкретно сегодняшняя сверхурочная работа не устраивала, сие уже останется его тайной навечно.
Лютиков вяло поплелся вдоль по коридору по направлению к своей лаборатории, в которую ему идти хотелось меньше всего.
«Может завернуть к охране, у них хоть телек есть. Посмотрю полуфинал, а потом пойду разбираться с колбасой. Все равно ведь никуда не деться. Если я даже закончу раньше шести утра, придется ждать, пока метро откроется… — раздумывал
