Кей Хупер - Полет ворона
И когда он, наконец, начал двигаться у нее между бедрами, она могла только отдаться яростной дрожи, раскачиваясь вместе с его телом, ее освобожденные руки тянулись, стремясь обнять его, сильные ноги поднялись, чтобы охватить его. В ее голосе звучала дрожащая мольба, беспомощная, бессловесная, древнейшая. Он вонзился в нее одним грубым толчком, его твердое тело заполняло ее болезненную пустоту, пока она не почувствовала, как он пульсирует внутри ее, и крик ее не стал триумфальным.
Для Джоша мир сгустился, съежился, превратился в один узкий туннель, где никого не было, кроме них. Единственное, что осталось в его сознании, была она, ее тело, охватывающее его так тесно, так мягко, ее дрожащий голос, ее крики, сводящие его с ума, ее ногти, вонзающиеся в его спину как острые жала вожделения. Ад внутри него был тиглем, в котором плавилось все, кроме свирепого голода, который гнал его вперед.
На бесконечное мгновение он оставался неподвижен, удерживая себя глубоко внутри нее в состоянии, столь близком к взрыву, что он чувствовал собственную дрожь как перышки, щекочущие все до единого напряженные нервы его тела. С ее губ сорвался глубокий резкий стон, внутренние мышцы смыкались вокруг него в неожиданном экстатическом ритме, и он уткнулся лицом в ее шею, скрежеща зубами, пытаясь сохранить контроль над свирепым удовольствием так непосредственно ощущать ее освобождение.
Но его тело в отчаянном порыве обрело собственный ритм. Он перехватывал ее задыхающиеся крики, его губы жарко и свирепо охватывали ее рот со всей силой и мощью утраченного самообладания и безоглядной потребности. Она вбирала его всего, и шелковистый плен ее тела усердно подталкивал его к необходимому обоим взрыву.
Его тело пронизала дрожь, когда он вторгся в нее, и невыносимое напряжение лопнуло, посылая взрывные волны чувства, которое, казалось, на миллионы световых лет больше, чем просто удовольствие. Он умирал…нет, он жил — напряженно, неистово … разрываясь в своей неподвижности между смертью и жизнью и насыщением голода слишком первобытного, чтобы иметь название.
Он лег на нее всей тяжестью. Его грудная клетка вздымалась от глубокого прерывистого дыхания, его измученное тело по-прежнему требовало чего-то. Лицом он уткнулся ей в шею. Рейвен держала его изо всех оставшихся у нее сил, лаская могучие блестящие мускулы его спины неудержимо трясущимися руками.
В это раз для них это было больше, чем простое чувство радости жизни. Она остро ощущала себя по-особому живой, как будто находилась под электрическим напряжением, как будто вокруг нее не было никаких темных теней. Первый раз в своей жизни она отдала себя полностью, абсолютно, содрав с себя слои, защищавшие ее самое сокровенное, явив свою суть опаляющему и целительному прикосновению требовательного желания — его и своего собственного.
Ее рука скользнула по его спине вверх, перебирая пальцами его густые черные волосы и с новым, невероятно острым чувством общности она ощутила мгновение, когда он пришел в себя и снова понял, где находится.
— Я тебя люблю, — пробормотала она, согревая дыханием его плечо.
Джош поднял голову, и у него перехватило дыхание, когда он посмотрел на нее. Ее глаза были широко раскрыты и бездонны, в них светился внутренний огонь, слишком глубокий и сильный, чтобы его можно было скрыть за загадочной поверхностью фиалковой радужки или затенить умело наложенным гримом.
Он приподнялся на локтях, потрясенный тем, что увидел и тем, что чуть было не сделал с ними. Если бы она сопротивлялась ему … Воспоминания преследовали его, как первобытное рычание в глубине глотки, и тело его дрожало от охватившего его напряжения.
— Рейвен … — Его трясущиеся руки нашли ее лицо. — Я мог сделать тебе больно. — Он вспомнил свирепость своего желания, силу, увлекшую его, и прикрыл глаза. — Я действительно сделал тебе больно.
Она подняла голову от подушки и очень нежно поцеловала его.
— Ты не сделал мне больно. Ты никогда не смог бы сделать мне больно, — прошептала она. — Разве ты не понимаешь, что я это знаю?
Он все еще был слишком потрясен, слишком расстроен своим падением в темные и дикие глубины, чтобы его можно было успокоить.
— Я хотел … Боже мой, я хотел всего. Я не подумал, что могу сделать тебе больно, я думал только о том, чтобы взять тебя. Чтобы быть уверенным, что ты принадлежишь мне.
Рейвен не думала, она просто откликнулась на мучительную тоску, прозвучавшую в его голосе. Нежно, чуть охрипшим голосом она сказала:
— Во мне было что-то холодное, что-то темное и одинокое. А сейчас его больше нет, Джош. Там была рана, такая глубокая, что в нее никогда не проникал свет, и ее невозможно было залечить. Но ты сделал это.
Он посмотрел на нее, вглядываясь в глубину этих бездонных жарких глаз, и увидел истину. Что бы ни случилось с ними, потребность в нем Рейвен была столь же острой, что и его в ней, и уверенность, которой так не хватало обоим, теперь укрепилась внутри них надежным теплом.
— Я тебя люблю, — сказал он едва слышно. — Я так сильно тебя люблю.
Она пообещала встретиться с Леоном Треверсом во время ланча, и Джош, одевшись, наблюдал, как она сидела за туалетным столиком и укладывала волосы, умело закрепляя узел на макушке несколькими шпильками. На ней было шелковое платье, темно-фиолетовое и переливающееся. И ее глаза, даже умело накрашенные и подведенные, больше не были холодными и загадочными.
Изменения, произошедшие в ней, уже никогда не удастся спрятать за ролью, которую ей придется играть. Ее глаза были необъяснимо шире, ярче, тревожно живее. В них больше не было смутных теней, никаких признаков холодного безразличия.
Джош поднялся на ноги, подошел и встал позади нее.
— Если ты когда-нибудь позволишь кому-нибудь кроме меня смотреть, как ты одеваешься и красишься, — сказал он небрежно, — я тебя задушу.
Глаза, встретившиеся с его взглядом в зеркале, заискрились смехом.
— Что, правда?
— Да. — Его руки поднялись и легли на ее плечи, мягко дотрагиваясь до любимого тела и нежных позвонков, до ее неотразимой теплоты. — Я никогда раньше об этом не думал, но есть нечто совершенно интимное в том, когда смотришь, как женщина готовится к выходу. — Его руки прошлись по шелку и нежно обхватили шею. — Это пробуждает в мужчине собственнические чувства.
Рейвен вглядывалась в отражение его лица, видя, как с него уходит напряжение, не оставлявшее его так много дней. Сейчас он был необъяснимо спокоен, причем она чувствовала это, а не только видела. Она потянулась, пытаясь поймать его руки, откинув голову назад, прижимаясь к нему, забывая о своей прическе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});