Иоанна Хмелевская - Смерть пиявкам!
— Ну, если вы будете, то и я не откажусь…
Вернувшись из кухни, я продолжила:
— А правда такова: он способен на любую гадость, моральных преград для него не существует, пойдет на все, если почует запах денежек. Мартусе он подложил двойную свинью — и в личном, и в служебном плане. Сначала охмурил девушку, очаровал. Она его привлекла тем, что работала на краковском ТВ и считалась очень успешной и перспективной сотрудницей, к тому же она еще и красавица. Он и наплел с три короба: она одна такая на свете, он всю жизнь мечтал такую встретить, полюбил всем сердцем и прочее в этом духе. Потом исподволь проник через Мартусю в телевизионный мир, притворившись этаким наивным сельским пастушком. А там нашел себе других покровителей и покровительниц. Тут-то и выяснилось, что он прекрасно осведомлен о телевизионной кухне, поскольку подвизался в варшавском телецентре. Но поначалу краковяне нарадоваться не могли, какой он смышленый, как схватывает все на лету. И больше всех он поразил некую пани Изу, которую я лично не знаю, она занимала довольно высокую должность на телевидении. И, ни минуты не колеблясь, негодяй порвал с Мартусей ради престарелой, зато увешанной бриллиантами начальственной дамы… Вам бы надо с самой Мартой поговорить, потому как я хорошо разбираюсь в человеческих чувствах, но совсем незнакома с их телевизионными порядками.
Гурский отрицательно помотал головой:
— Нет, в данном случае для меня важнее человеческие чувства.
— Очень мило с вашей стороны. — И я обрадованно продолжала: — Перед Мартусей в то время открывались неплохие перспективы, она получила возможность переключиться с документалистики на художественные телефильмы, о чем давно мечтала, ей предложили должность второго режиссера, и тут вдруг… Подробностей я не знаю, да и не разобралась бы в них, мне лишь известно, что пылкий обожатель именно в тот самый момент подложил возлюбленной грандиозную свинью. При поддержке всемогущей Изы оттяпал у Марты обещанную должность и устроил на нее другого претендента — за бешеные деньги. Кстати, он и у Марты назанимал немалую сумму, но, разумеется, так и не вернул.
— Минутку. Я вас правильно понял? Он должен ей? Не она ему?
— Да что вы! Конечно, он должен ей.
— Хорошо, а дальше что?
— Как я вам и сказала, он бросил Марту за ненадобностью. Впрочем, пани Изу тоже вскоре бросил, использовав ее влияние и финансовое могущество и наобещав другим сотрудникам свое покровительство. При этом все стрелки он переводил на Марту, ведь все считали, что Ступеньский с Мартой — одна сатана и действует он по ее наущению.
— Понятно. А она… не пыталась отомстить?
— Нет, у нее хватило ума и не хватило времени. Она даже расплатилась с теми общими знакомыми, у которых он назанимал денег, ссылаясь на нее. А он, напаскудив в Кракове, быстренько смылся в Варшаву. Пока все его не раскусили и не разобрались, кто тут истинный виновник.
Гурский пристально рассматривал в окно двух кошек на террасе, которые вылизывали друг друга.
— Если не ошибаюсь, пани Формаль — темпераментная особа, не… как это говорится…
— …Не размазня, — охотно подсказала я.
— И попадись он ей под горячую руку…
— А он и попадался, причем не однажды. Он часто наезжал в Краков, а она в Варшаву, как-никак оба работают на телевидении. И на работе встречаются, и у общих знакомых.
— И что?
— Она всегда отворачивается, а этот подлец изображает страдальца, всячески демонстрируя свои поруганные чувства. А поскольку таланта лишен начисто, даже лицедейство у него не получается. Вот и все. Как могла, передала вам вкратце, что знаю. А что?
— Как вы сказали?
— Я спросила — а что? Ради чего я старалась? На фига сдались вам отношения между Мартой и Ступеньским, если не для дела? С таким же успехом вы могли бы расспрашивать об отношениях между нами.
— А что, Ступеньский и к пани подкатывался? И пани позволила себя очаровать?
— Ну зачем молоть ерунду! — рассердилась я. — Подкатывался, было дело. Но как подкатился, так и откатился. Да и не наступлю я снова на те же грабли, ведь подобный экземпляр некогда и мне подвернулся, так что у меня иммунитет. И не смейте намекать, что паршивец пренебрег мною лишь из-за моего возраста или просто мало старался…
— Да бог с вами! Такая мысль мне и в голову прийти не могла, — горячо заверил Гурский.
— Так зачем вам понадобились все эти сведения?
— Минутку… А та информация, которую вы вчера якобы для меня собирали, она о чем?
— Телесплетни. О расследовании я ничего не знаю, вы с вашими людьми держите меня в черном теле, а ведь я уверена, что у вас уже есть все результаты экспертиз…
Последние слова я произнесла с вопросительной интонацией. Гурский вздохнул, но ответил:
— А, сплошь сомнения.
Я решила проявить благородство и первой поделиться новостями.
— Ладно, хоть вы и посадили меня на голодный паек, я все расскажу. Только учтите: ничего, кроме сплетен и слухов, мне не досталось. Однако вам не скажут того, о чем охотно насплетничают мне. Возможно, слухи эти распускает именно Ступеньский. А его поддерживают другие, поскольку у него есть компромат на многих, и он попросту манипулирует людьми. Кем именно? Да их много, но фамилию мне называли одну, сейчас… Выплош? Влохач? Нет… а, вспомнила, Войлок! Что за слухи? Преимущественно о финансовых злоупотреблениях, а попросту о расхищении государственных денег. Благодаря своим обширным познаниям Ступеньский многих в телецентре держит в руках. Но они в долгу не остаются и наговаривают на него. Во-первых, судачат, что у него нет алиби на момент убийств. Во-вторых, все жертвы в последнее время чем-то не угодили ему. И он им мстит. Одного врага отправляет на тот свет, второго оговаривает и устраняет его руками того, который второго возненавидел, третьего… Да, вот еще, пока не забыла, — я беспокоюсь о судьбе Лапинского, приличный человек и замечательный режиссер, добился увольнения Ступеньского, и как бы тот не отомстил ему… Может, стоит позаботиться о его охране?
— Может, и стоит.
— Еще судачат о пистолете, который использовали дважды. Вы эту пушку нашли? Знаете о ней что-нибудь?
— Это я могу вам сказать. Не нашли, но знаем.
— Так чья же она?
— Покойника.
— Спятить можно! Из могилы стрелял? Какого покойника?
Гурский вздохнул, помолчал, но все же раскололся. Приоткрыл-таки завесу служебной тайны. Уже потом я поняла, с чего это он решился ее приоткрыть.
Четверть века назад один из сотрудников милиции за день до ухода на пенсию трагически погиб в Рембертове. Вечером шел домой, наткнулся на грабителей, и так случилось, что один из бандюг угодил камнем ему в голову. Милиционер скончался на месте, а личность швырнувшего камень так и не была установлена. Бандитов было несколько, а когда приехал наконец милицейский патруль, у погибшего милиционера не оказалось служебного оружия. Осталась пустая кобура запасной магазин нападавшие тоже прихватили. Бандитов вскоре переловили, но о пистолете никто из них ничего не знал. Тщательно обыскали сорок две квартиры — тоже безрезультатно. Огнестрельное оружие исчезло, как в воду кануло.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});