Борис Мишарин - Куртизанки дорог

Словно очнувшись, понял, что стоит совершенно голый напротив нее, поэтому и опускаются иногда женские веки, прикрывая глаза, отвыкшие за несколько месяцев от обнаженного тела и плоти со стороны. Схватил с пола свой халат, накинул и запахнулся наспех. Потом подошел к бару, достал пару бокалов, коньяк, плеснул немного себе и ей, устроился напротив в кресле, пододвигая спиртное и Зинаиде. Необходимо определиться и он понимал это. Поступить можно по-разному — отправить ее домой, в общагу, или оставить до утра здесь. Он ничего не обещал — сама захотела, удовольствие получила… Караваев отпил немного коньяка и видя, что Зина не взяла рюмку, подал ее прямо в руки.

— Вот что, Зина, — наконец решился заговорить он, — ты иди сейчас к себе. Предупреди девчонок, что б не теряли, возьми щетку, косметику, что там еще… не знаю. Поживешь у меня, а там дальше видно будет, как жизнь сложится. Охрану я предупрежу сам, а то ночью поднимут на ноги весь центр, потеряв тебя.

Зинаида так и не отпила коньяк, держала бокал в руке, отвернув немного лицо в сторону. Она не всхлипывала, но хорошо было видно, что слезы катятся по ее щекам.

Караваев расстроился.

— Зина, ну в чем дело, объясни пожалуйста?

Она ухмыльнулась уголком рта, опрокинула бокал, выпивая до капли, помолчала немного, видимо собираясь с мыслями и приходя в себя. Заговорила без всхлипываний, но еще не окрепшим, дрожащим голосом:

— Я все понимаю, Степан Петрович, и не на что не рассчитываю. Но зачем же так… Да… я проститутка и наркоманка… Но, ведь я тоже человек!..

Слезы уже не бежали, но Зина завсхлипывала.

— Ни черта не пойму, — перебил ее Караваев. — Объясни толком, пожалуйста.

— Чего же тут объяснять? — с отрешенностью произнесла она. — Проститутка и есть проститутка. Любой может купить, взять и унизить. Какие у нас права? Никаких! Вот и вы…тоже. Трахнули и ладно… Зачем мне ваш дом?..

Караваев, кажется, начал понимать немного, что имела в виду Зинаида. Он снова налил немного коньяка.

— Послушай, Зиночка. Трахнуть, как ты выразилась, я мог тебя еще в кабинете и сюда тащить не надо. Да, здесь удобней и лучше, и не зайдет никто. Но, — он повысил голос. — Как проститутка ты мне не нужна. Скинуть напряг я могу почти с любой из вас и ты это прекрасно знаешь. Все вы и ты в том числе, — он подчеркнул последнее, — пытались добиться меня, соблазнить любым способом. И напрасно, и ты это тоже знаешь. Я предложил тебе другое — стать в доме хозяйкой. Не обозначил сроки — ну, извини. Я и сам этого не знаю. Официальные браки рассыпаются в короткое время, люди живут всю жизнь в любви и дружбе, так и не узаконив своих отношений. Время, только время может сказать, насколько сильны и чувственны отношения. Так что если ты проститутка — проваливай отсюда к чертовой матери. Если вошла в дом хозяйкой — живи и не заикайся даже о бывшей профессии. Время само — сблизит иль разведет, скажет слова любви или ненависти.

Он отвернулся в сторону, не желая видеть ее лица, не смущать в принятии решения, выпил коньяк и ждал ответных слов или действий. Что еще мог сказать он? Он действительно не любил. Да, Зина нравилась ему и хотелось выстроить отношения. Пусть и таким способом. Приживутся, полюбят друг друга — здорово! Нет — на нет и суда нет…

Ошарашенная Зинаида не знала, что делать. Нет, он не покупает ее своим положением, как посчитала в начале. Резкий тон отрезвлял, но слова о хозяйке впились в душу, пролились бальзамом на истерзанное сердце. Спать с ним, жить в одном доме и не просто жить, а хозяйкой… Нет…эти слова для нее дороже других, дороже слов о любви. Сбывалась мечта о доме, своей семье и, возможно, будущих детях. Сколько раз она грезила и предавалась фантазиям… Она станет любить его так, что никто не сможет помешать их счастью, любить неистово и преданно, как никто и никогда не любил. Он не сможет и не получится у него — не полюбить ее. Зинаида, не искушенная в настоящих чувствах, не видевшая по сути ни детства, ни юности, подползла к нему, уткнулась в колени и заплакала.

— Простите меня, Степан Петрович, не поняла я ваших слов в начале, одурела от счастья и не поняла, — молила сквозь слезы Зина.

— Ну…вот еще…сырость разводить. Терпеть не могу.

Караваев встал, пытаясь освободится от Зины, но она не могла и не хотела отпустить, вцепившись в его колени. Он отвел взгляд и через мгновение захохотал, показывая пальцем куда-то в сторону. Непонимающая Зина невольно отследила взор, замерла вначале, не понимая происходящего. В зеркале у стены — стоявший во весь рост Караваев и у его ног Зина с оголившимися грудями, обхватившая коленки. Мужской халатик немного распахнут, обнажая свисающее хозяйство, еще чуть ниже заплаканное лицо.

— Да, Зиночка, картина Репина — приплыли, — сквозь смех еле выговаривал он. — И надпись: плачь — не плачь, а слезами члену не поможешь…

Он нагнулся, поднимая Зину с коленок, смахнул пальцами слезы, усадил в кресло напротив своего, и то же присел, наблюдая за реакцией. Она еще толком ничего не сообразила, не могла прийти в себя от переполнявших чувств и эмоций. Но, постепенно осваивалась, уже мысленно представила только что виденную в зеркале картину, подняла кисти рук, словно придерживая плоть и рассмеялась.

— Вот-вот — смейся и не надейся, что мальчик станет давать тебе повод к смеху. — Он вдруг посерьезнел. — Так что? Переезжаешь ко мне?

— Извините еще раз, Степан Петрович…

— Началось лето в деревне… — Перебил ее Караваев. — Ты просто скажи: переезжаешь или нет?

— Конечно переезжаю, Степан Петрович.

Он снова не дал ей договорить:

— Степан Петрович — на людях. Дома — Степан, Степа, как угодно. Все! Дуй давай в свою конуру, расскажи подружкам, собирай барахло и не задерживайся.

Зинаида упорхнула мгновенно. Бежала и не осознавала полностью переполнявшие чувства. Что более сладостно — любовь, семья или же рассказать об этом, потрепаться с подругой о привалившем счастье. Увидеть на лице зависть и восхищение потенциальных соперниц. Все, все вместе и доставляло удовольствие, окрыляло, включая подкорку и тормозя серое вещество.

Внеслась вихрем в комнату, плюхнулась на кровать с лету.

— Все, Оленька, все! — прокричала в восхищении Зина.

— Что — все? — недоуменно спросила соседка по комнате.

— Все — это все! — Зина развела руками — Я переезжаю, подруга!

— Куда переезжаешь? Да расскажи ты толком, — возмутилась Ольга.

А Зинаиде хотелось продлить удовольствие, помурыжить немного подругу с разъяснениями. Она вытащила сигарету, прикурила, развалясь на кровати, улыбалась лукаво, наблюдая за реакцией.