Елена Арсеньева - Прекрасна и очень опасна

19 мая 1999 года Майданские В.П. и М.М. выходили из областного театра оперы и балета после окончания спектакля «Лебединое озеро», в 21 час 30 минут. В дверях их обогнал Погодин С.Н. Майданский В.П. обратил внимание Погодина на то, что он толкнул его, Майданского, а также не пропустил вперед в дверях Майданскую М.М., которая имела на это право как женщина. Замечание свое Майданский выразил в нецензурных и оскорбительных выражениях, так как находился в состоянии легкого алкогольного опьянения после посещения театрального буфета. На это Погодин, также находившийся, по показаниям Майданской М.М., в нетрезвом состоянии, сказал следующее: «А, это ты, педофил поганый, я тебя и не заметил!» – и сделал попытку пройти дальше. При этом он еще сильнее толкнул Майданского, который счел это повторным оскорблением, схватил Погодина за плечо и сильно рванул, так, что тот отлетел к двери и ударился о нее головой. Погодин резко обернулся к Майданскому, но Майданская М.М. испуганно закричала на него и стала просить идти своей дорогой. Погодин матерно обругал Майданского, а глядя на Майданскую, сказал, что ему ее жаль, потому что женщина, которая живет с педофилом, не имеет права называться женщиной. После этого он повернулся и пошел пешком по улице Белинского по направлению к улице Полтавской, где проживал в доме номер 7а с престарелой теткой, Погодиной С.А.

Майданский почувствовал себя оскорбленным и попытался догнать Погодина, несмотря на то что жена пыталась остановить его и успокоить. Услышав голос Майданского, который окликал его, Погодин обернулся и нецензурно обругал Майданского, снова назвав его педофилом. Тогда Майданский схватил с обочины кусок кирпича и бросил в Погодина, попав ему в плечо. Погодин остановился, сунул руку в карман пиджака и достал оттуда пистолет, после чего назвал Майданского трусом и посоветовал не искушать судьбу, а идти домой. Майданская М.М. кричала, желая остановить мужа и зовя на помощь прохожих, но улица была пуста, а Майданский продолжал подбирать осколки кирпичей из лежавшей на обочине груды строительного мусора и швырять в Погодина. Тогда Погодин выстрелил в подбежавшего Майданского. Когда тот упал, Погодин подошел к телу и попытался выстрелить в него еще раз, но потом убрал оружие, схватил за руку подбежавшую Майданскую и потащил ее за собой. За углом улицы Ижорской он грубо повалил ее на землю и попытался стащить с нее блузку, но Майданская, у которой начался приступ астмы, стала задыхаться и закричала, после чего Погодин оставил ее в покое, встал и пошел в сторону своего дома. В это время из-за угла улицы Белинского, со стороны оперного театра, подбежал старшина милиции Краюхин П.П., вызванный работниками театра, которые наблюдали происшествие и видели труп Майданского. Краюхин попытался осуществить задержание Погодина С.Н., однако тот не остановился и продолжал идти в сторону дома. Краюхин по мобильному телефону вызвал патрульную машину милиции, которая находилась в это время на площади Свободы, и с помощью подъехавших патрульных осуществил задержание Погодина. Попыток сопротивляться работникам милиции Погодин не оказывал.

Допрошенный в ходе судебного заседания Погодин сообщил, что ссора с Майданским произошла на почве давних неприязненных отношений, связанных с тем, что Погодин презирал Майданского за его аморальные проступки, совершенные в то время, когда Майданский работал еще инструктором отдела культуры обкома ВЛКСМ. Погодин настаивал на том, что Майданский первым оскорбил его и явно нарывался на ссору. По словам Погодина, он достал пистолет, чтобы напугать Майданского, и выстрел произошел случайно, потому что пистолет попал к Погодину только сегодня, и он еще не успел ознакомиться со свойствами оружия. Когда Майданский упал, Погодин не поверил, что попал в цель, а потому подошел к потерпевшему и наставил пистолет, опасаясь, что Майданский вскочит и бросится на него. Вторично стрелять он не имел намерения, а когда понял, что Майданский мертв, решил спастись бегством.

Погодин не признал себя виновным в убийстве с заранее обдуманными намерениями, а признал свою вину в убийстве, совершенном по несчастной случайности.

Что касается пистолета марки «макаров», Погодин сообщил, что нашел его под крыльцом старого, предназначенного под снос дома, куда залезла кошка его знакомой, Левчук Р.И. Это подтверждается показаниями свидетельницы Левчук Р.И., приобщенными к делу. Погодин намеревался сдать найденный пистолет в милицию, однако, по его словам, забыл об этом, когда отправился в театр.

Погодин не признал себя виновным в попытке изнасилования Майданской, показав, что просто поддержал ее под руку, потому что она чуть не упала на тело мужа, а потом захотел как можно скорее отойти от места совершенного убийства и тащил за собой Майданскую машинально. Одежду с нее он стаскивать не пытался, а хотел расстегнуть ей блузку, потому что Майданская начала задыхаться, и он решил облегчить ей дыхание. На землю он ее не валил, а она упала сама, когда начался приступ».

– Нет, я просто не могу этого читать! – раздался рядом чей-то голос, и Лида резко вздрогнула от неожиданности.

Повернула голову, Алена смотрела на нее со страдальческим выражением.

– Нет, ну просто никакого проблеска разума у этих людей! – проговорила она дрожащими губами. – Ну хоть бы одно преступление совершили от избытка алчности, коварства, мизантропии, что ли! Ну просто так, для разнообразия! Просто для интереса! Ну хоть кто-нибудь возомнил бы себя Наполеоном, что ли! Нет, нет… Живут просто потому, что родились на свет. Убивают просто потому, что выпили лишнего. Это какая-то протоплазма, не люди, а навоз, грязь ходячая! Зачем они живут? Неужели какая-то женщина родила их в муках, кормила, любила только для того, чтобы они, став взрослыми, однажды напились, потеряли человеческий облик и убили такого же подонка, каким сделались сами?

Алена зло сверкнула на Лиду глазами, стукнула кулаком по толстенной подшивке, из которой немедленно полетела пыль, и сердито перелистнула несколько страниц.

Лида зажмурилась. Алена простыми словами выразила то, что давило ей на сердце все время, пока она читала этот бесстрастный, корявым языком написанный приговор. Никакого чувства, ни любви, ни ревности – пустая злоба двух людей, ни с того ни с сего вспыхнувшая в тот теплый майский вечер и погубившая их обоих: одного раньше, другого позже. Как все просто, пошло и бессмысленно! И ужаснее всего, что оба были пьяны. Нет, не пьяны, а, как это мерзко говорят, – выпивши. Чушь, бред! Ну нельзя убивать из-за того, что мозги затуманены какой-то перебродившей, прокисшей, вонючей гадостью! Однако… убийство совершено. Майданский хоть сразу умер, ему повезло, а Сережа?.. Что он с собой-то сделал?!