К. Харрис - Почему поют русалки

— Я тоже не могу, — согласился Лавджой.

— Что наводит на подозрение о более авторитарном способе выбора жертвы. Нам необходимо выяснить, кто были остальные пассажиры этого судна, узнать фамилии его владельцев и груз, который оно перевозило.

— Записи об этом, безусловно, имеются в Министерстве торговли, — сказал Генри.

Девлин отставил чашку и поднялся на ноги.

— Отлично. Когда ознакомитесь с ними, будьте добры, дайте мне знать о полученных результатах.

— Вы об одном забываете, ваша милость. Боу-стрит предпочла сама заняться этим делом.

Девлин усмехнулся и направился было к выходу, но в дверях помедлил:

— Еще одно. В Королевском конногвардейском полку служит некий капитан по имени Питер Куэйл. Я знавал его во время военных действий на континенте и помню, с каким дьявольским удовольствием этот человек подвергал пыткам и мучительству пленных. Пока мне не удается установить связь между ним и этим делом, но вы могли бы поручить кому-либо из констеблей разузнать, где капитан Куэйл находился в те ночи, когда были совершены покушения. Доброй вам ночи, Генри.

Лавджой вспомнил о неприятных переговорах, состоявшихся у него тем утром с магистратами главного полицейского суда, и тяжело вздохнул.

Поздно вечером Кэт сидела в одиночестве в театральной гримерной. Освещенное горящими свечами, из зеркала на нее смотрело ее собственное лицо, но каким же оно было бледным и взволнованным! Запах апельсинов, жирного грима, эля все еще плотно висел в воздухе, но в здании театра стояла глубокая тишина. Представление давно окончилось.

Эйден О'Коннелл не пришел.

Дрожащей рукой она повернула ключик в замке гардероба и встала. Еще два дня. Остается всего два дня, а решение проблемы от нее дальше, чем когда-либо раньше.

Той ночью Себастьяну снились искалеченные тела, искромсанная плоть, недавно виденные им трупы, освежеванные, словно мясные туши. Эти картины мешались в его мозгу с более давними, с той бесконечной вакханалией кровопролития, что творилась на полях сражений в Европе.

Очнувшись, он потянулся, чтобы обнять Кэт, но рука нащупала лишь холодную пустоту постели. Окончательно проснувшись, он понял, что находится у себя дома.

С гулко бьющимся сердцем он сел на кровати, затем поднялся и подошел к окну, чтобы раздвинуть шторы. О, как ему необходимо сейчас обнять ее!

Слабый свет луны бросал гротескные тени на мостовую. Себастьян собирался встретить Кэт после представления и увезти из театра, но она отказалась, сославшись на то, что чувствует себя не очень хорошо. Она и вправду выглядела нездоровой, щеки побледнели и осунулись, веки над глазами припухли. Но по тому, как старательно она избегала его взгляда, он сразу догадался, что Кэт лжет. Другой, быть может, стал бы ревновать, преисполнился подозрений, но Себастьян чувствовал лишь глубокую и несомненную уверенность в том, что стоит на пороге какого-то страшного события.

Он не понимает Кэт, это очевидно. Она поставлена в трудное положение, но по какой-то причине — пока он не мог понять по какой — не может довериться ему. Вероятно и другое. Кэт, может, и хотела обратиться к нему с просьбой о помощи, но последние дни он был так занят этой страшной чередой убийств, думал только о том, как бы ее прекратить. И бедная Кэт, наверное, решила, что у него не найдется времени для нее.

Себастьян понял, что ничего не знает наверняка, и этот вывод ему самому показался ужасным.

ГЛАВА 33

Четверг, 19 сентября 1811 года

Себастьян помедлил, стараясь не покидать сумрака темных аркад старого подворья. Его взгляд не отрывался от дамы, стоявшей в дальнем конце двора подле стола и раскладывавшей по чашкам овсяную кашу.

Бедные и голодные со всего Лондона торопливо спешили мимо него, их иссохшие фигуры прятались под рваными обносками, лица выражали лишь горе и безнадежность. Вонь немытых тел, болезней и бродящей рядом смерти смешивалась в воздухе с влажным земляным запахом, идущим от старых монастырских стен.

Когда-то, еще до того, как жадный взгляд короля Генриха VIII привлекли богатства, принадлежащие церкви, эти стены огораживали клойстер [24] большого конвента. Сейчас от них остались лишь развалины, а само подворье служило пунктом раздачи милостыни, одним из огромной, но, увы, недостаточной сети благотворительных учреждений, целью которых было облегчить страдания все множащейся лондонской бедноты.

Молодая девушка, державшая на руках младенца, бросила на Себастьяна любопытный взгляд, но он по-прежнему не сводил глаз с дамы, стоявшей у стола. Эту немолодую женщину, на вид ей было около пятидесяти, звали леди Кармайкл. Высокая, поразительно худощавая, с лицом не менее исхудалым и печальным, чем лица окружавших ее мужчин и женщин, жадно сжимавших скрюченными пальцами дымящиеся миски с едой. Грубый черный передник повязан поверх выходного платья, хоть и изящного, но того же мрачного цвета, ибо женщина эта носила глубокий траур. Из-под черной скромной шляпки выбивались темные волосы, обильно тронутые сединой.

Себастьян видал немало женщин, посвятивших себя делам милосердия, и многим из них эта деятельность давала счастливую возможность упиваться сознанием своей доброты и удовлетворенной совести. Но леди Кармайкл была другой. Она работала с тем спокойным самоотречением, которое напомнило ему монахинь, встреченных им когда-то на Иберийском полуострове и в Италии. Не менее щедро, чем порциями съестного, наделяя бедняков добрым словом, она тем не менее не казалась чересчур уж добренькой или снисходительной. В этой женщине наряду со спокойным самообладанием заметна была твердость, и это свойство отмечало ее как человека сильного и решительного.

Себастьян медлил, наблюдая за ней, пока вся каша не была роздана и очередь голодных бедняков не иссякла. Только тогда он направился к женщине.

— Леди Кармайкл?

Она обернулась и внимательно взглянула на него. Он почувствовал, что она заметила его присутствие еще раньше, когда он стоял в тени сумрачной аркады.

— Слушаю вас.

Себастьян, здороваясь, коснулся пальцами края шляпы.

— Меня зовут лорд Девлин. Могу я побеседовать с вами, миледи?

Помня, какое впечатление его титул произвел на сэра Хамфри Кармайкла, он чуть выделил его тоном, рассчитывая на подобную реакцию. Некоторое время она смотрела на него тем же ровным взглядом, затем сказала:

— Вы хотите говорить о моем сыне.

И это не было вопросом.

— Да.

Она набрала побольше воздуха в грудь, ноздри слегка раздулись при этом, коротко кивнула.