Елена Арсеньева - Черная жемчужина

Я не могла удержаться: плакала, когда по радио передавали эту арию. Плакала и в этот вечер, потому что мы вернулись из оперного, где опять слушали «Искателей жемчуга» Бизе, и я не могла сдержать слез, то ли от любви, то ли от красоты, то ли от всего вместе. Я просто не могла с собой справиться, потому что, когда Надир пел:

О ночь мечты волшебной,Восторги без конца…О где же ты, мечта,Где ты, греза,И счастье?.. —

голос его дрожал от безнадежности потери, как будто силился подсказать мне, что я все потеряю, все. Но я этого не понимала. Я только один раз оглянулась на маму – и увидела, что на ее щеке блеснула слезинка. Мама тоже плакала! Ну, подумала я тогда, значит, мне можно не стесняться, можно плакать.

Почему я не оглянулась на отца? Возможно, его глаза тоже были влажны от слез прощания, от слез предчувствия прощания…

Когда мы уходили из театра, когда уже вышли в вестибюль, я сказала родителям, что обронила перчатку, и вернулась. Подбежала к гардеробщице – там их несколько было, в раздевалке-то, ну, я выбрала ту, лицо у которой вроде бы подобрей было, и спросила ее, увидит ли она сегодня еще раз Игоря Владимировича Порошина.

Она так хитро на меня посмотрела и говорит:

– А что?

А у меня и слова с языка нейдут. Стою, как дурочка, как школьница, которая не приготовила урока, – и молчу.

– Ну ладно, – сжалилась она надо мной. – Давай свою записочку.

– Ой, – так и ахнула я, – откуда вы знаете?

– Да, милая, – говорит она, – думаешь, ты одна такая? Каждый вечер такие записочки нам всем передают, а еще сколько в театральном подъезде оставляют!

– Что вы говорите?! – Я так и помертвела. А потом подумала: ну а как же, как же иначе, когда он по Свердловке к трамваю идет, за ним целый шлейф поклонниц тянется. Конечно, не я одна такая умная: записочку написать.

– А он их читает, записки эти? – спросила я дрожащим голосом.

– Надо быть, – по-старинному ответила гардеробщица. – Надо быть, читает. А что бы не читать? Небось мужчине всегда приятно, когда ему в чувствиях изъясняются. Вот только отвечает ли кому – тут я тебе ничего не скажу. То есть я так думаю, что ответа тебе не дождаться. Ну сама посуди, когда ему письма писать? Опять же – человек он женатый…

– Как женатый?! – ахнула я.

– Да как все, – хмыкнула гардеробщица. – Как все люди. Жена у него в Ленинграде живет, она балерина, говорят, если Порошину на новый сезон контракт возобновят, так и она сюда приедет. Сколько ж можно жить по гостиницам да в столовках желудок портить, заживут, как все люди!

Дальше я не слышала. То есть не слушала. Ушла, чуть живая от горя.

Женат! И записок десятки. И он на них не отвечает. И жена скоро приедет.

В моей голове все смешалось в кучу. Даже не знаю, как там, в театре, я удержалась от слез, как не показала родителям своего горя. А они меня уже ждали: остановили такси, хотели быстрей до дому добраться. Отец собирался завтра с утра на работу пораньше уйти.

Но ушел он ночью…

Ну вот, я начала рассказывать об этом. Как перестали бить вахрушинские ходики, так воцарилась тишина. То есть сначала у меня до одури звенело в ушах, а потом стало тихо, и я порадовалась, что можно еще спать и спать… аж шесть с половиной часов… и тут я услышала, как в наш двор въехала машина. Свет фар мелькнул на миг и погас, я слышала только рокот мотора, потом и он умолк. Опять стало совершенно темно и тихо, непроглядно темно и убийственно тихо.

В это мгновение скрипнула кровать родителей. Это встал отец. Подошел к окну. И сказал:

– Ниночка, это за мной.

Мама слетела с постели, босиком пробежала к нему, и раздался ее шепот, полный такого ужаса, которого я больше никогда в жизни не слышала:

– Да там же темно! Ничего не видно!

– Не сомневайся, – сказал отец, неотрывно глядя в ночь. – Это они.

* * *

Алена подошла к телефону и вызвала такси. Да, машина нужна ей прямо сейчас. Поедем на Донецкую, потом, возможно, обратно. Да, хорошо, она будет ждать звонка от диспетчера.

Перезвонили быстро, и через несколько минут Алена уже сидела в новеньком белом «Форде». У этой фирмы все машины были белые. Этим цветом, новизной и оранжевыми щитками на крыше они выделялись среди прочих нижегородских такси, разномастных, порой старых и неприглядных. Фирма, кстати, так и называлась: «ННТ» – «Наше новое такси».

– Номер дома на Донецкой какой, моя-то? – спросил таксист, и Алена сокрушенно вздохнула. Среди множества лингвистических нижегородских приколов было и это обращение. Моя-то – вот так, именно так. Без уточняющих существительных. Просто местоимение.

У Алены эти слова вызывали приступы сардонического смеха. Иногда очень даже не к месту. Скажем, Андрей, один из постоянных ее кавалеров – самый постоянный и самый влюбленный, – как-то раз шепнул, обнимая ее, нависая над ней, двигаясь в ней:

– Моя-то…

Не передать, какой нежностью был наполнен его голос! Может быть, это значило: милая, любимая, ненаглядная. Но Алена поскорей потянулась к Андрею, обняла и принялась целовать, чтобы он, не дай бог, не догадался, не узнал, что ее сдавленные стоны не имеют никакого отношения к страсти: это был с трудом сдерживаемый смех.

И таксист, главное, туда же! Однако Алена чуть успокоилась. И мигом поняла, что ей делать.

– Слушайте, как вас зовут?

– А что такое, моя-то? – полуобернулся таксист.

– Хочу вас кое о чем попросить.

– Да и проси, моя-то. Леша меня зовут.

– Алексей, понимаете, я еду… ну, я еду на свидание к мужчине.

– Ишь ты, – со странным выражением протянул таксист, не прибавив на сей раз сакраментального обращения.

– Да, но я… – Алена запнулась. – Понимаете, мой любовник… он женат. Жена за ним страшно следит, прямо жить не дает.

– А ты замужем, моя-то?

Опять! Ладно, перетерпим!

– Нет.

– Ну, была бы замужем, небось тоже за своим следила бы и проходу не давала. Все замужние женщины такие, моя-то.

– Ну, наверное, – неуверенно пробормотала Алена, вспоминая годы своего брака. Не следила она за мужем, вот ничуточки! Да и за собой не слишком следила, если на то пошло. Как говорил один знакомый, надо было лимон жевать, когда из школы танцев возвращаешься, а она улыбалась во весь рот… Впрочем, все это дела давно минувших дней, преданья старины глубокой. – Но знаете, у меня есть подозрения, что эта самая жена выследила ту квартиру, ключ от которой мой любовник у своего друга выпросил. И я, честно, боюсь туда идти. Вдруг она там где-нибудь на лестнице прячется, бросится на меня… А свидание пропускать не хочется. Слушайте, вот я вам за поездку сколько должна?

– Двести. – Он глянул на счетчик.

– Получите еще столько же, если подойдете к квартире 58, это на пятом этаже, и позвоните туда. Ничего не объясняйте, просто посмотрите, кто вам откроет, ну и на лестнице внимательней поглядывайте. Хорошо?