Валентина Мельникова - Мой ласковый и нежный мент

– Судя по интонации, вы не исключаете этого? – уточнила Людмила.

– Профессия такая, Людмила Алексеевна, – усмехнулся Барсуков. – Да и опыт какой-никакой имеется: раз карабин объявился, и без хозяина, причем весьма дорогой и для наших мест редкий, значит, хозяин с ним расстался и, заметьте, опять же не по доброй воле, потому что обязан был предъявить его на таможне при выезде из России. Вывод один: у турка неприятности, если не хуже…

– Хорошо, – Людмила поднялась со стула и подала ему ладонь. – Вы очень толково объяснили, что дело с мертвой точки не сдвинулось и в перспективе ничего обнадеживающего не предвидится. Поэтому позвольте попрощаться, у меня на сегодня еще много дел запланировано, и я боюсь, что не управлюсь с ними до вечера.

Барсуков пожал протянутую ему руку, но не отпустил ее, задержал в своих ладонях и тихо спросил:

– Вы продолжаете сердиться на меня?

– За что мне на вас сердиться? – Людмила с едва заметной усмешкой посмотрела на него и попыталась освободить руку. – Да и стоит ли вспоминать о том, что необходимо как можно скорее забыть?

– Вы считаете, что это следует забыть? – Барсуков слегка сжал ее руку. – Вы хотите закрыть эту тему?

– Терпеть не могу, когда начинают говорить намеками! – рассердилась Людмила и не совсем вежливо отдернула руку. – Да, я не хочу больше вспоминать ни о лавине, ни о…

– О том, что мы провели ту ночь вместе?

– Вас что-то озаботило по этому поводу? – Людмила язвительно улыбнулась. – Лично к вам я никаких претензий не имею.

Барсуков улыбнулся:

– А вот я имею претензии, но не к вам, а к ночи. Вы не находите, что она слишком быстро закончилась? И не оставила нам даже светлых воспоминаний!

Он с удовлетворением отметил, что Людмила едва сдерживает гнев. Сузившиеся зрачки и раскрасневшиеся щеки выдавали несомненное желание хозяйки показать ему где раки зимуют. И он уже приготовился достойно встретить удар, что она вот-вот нанесет ему. Словесный, естественно. Он был уверен, что судьба Надымова ему не угрожает. Не станет же эта чудачка драться с ним, начальником районной милиции, да еще в кабинете его подчиненного?

И на этот раз он оказался прав. Хотя и отметил, как она сжала руки в кулаки с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Но сдержалась. Знал бы этот несносный и самоуверенный мент, чего ей это стоило!

– Простите, но я была о вас лучшего мнения, Денис Максимович! А вы, оказывается, такой же пошляк, как и все ваше окружение, – произнесла Людмила сквозь зубы. – И поэтому зарубите себе на носу: никаких общих воспоминаний у нас быть не может! Никогда! – Она нервно сглотнула, обвела взглядом кабинет и презрительно усмехнулась:

– А что от вас ожидать? Здесь дух мента, ментом здесь пахнет! И дух этот, увы, никогда не выветрить! – Она шагнула к порогу, у дверей на мгновение замедлила шаг, еще раз окинула явно неуважительным взглядом сконфуженного подполковника и покинула комнату.

А Денис удрученно покачал головой. Уязвленное самолюбие – плохой помощник в налаживании добрососедских отношений. И ведь поначалу он совсем не хотел ее обижать. Он стиснул голову руками. Почему в присутствии этой женщины он постоянно не только чувствует, но и ведет себя как последний идиот? Почему все его благие помыслы разбиваются о глухую стену недоверия, граничащего порой чуть ли не с откровенной ненавистью?

Неужели виной тому единственный и почти невинный поцелуй, на который он решился той ночью?

Ночью, которую, как ни силился, до сих пор не сумел забыть! И что такое эта девчонка сотворила с ним, если при одном ее появлении на пороге РОВД у него появилось с трудом подавленное желание схватить Стаса за шиворот и отправить куда-нибудь, откуда этот самоуверенный красавчик не смог бы дотянуться до барсуковской неуступчивой и строптивой соседки.

Глава 12

До самого вечера в голове у Людмилы царил полнейший сумбур. Смятение, охватившее ее в тот момент, когда она увидела этот слегка угрюмый взгляд серых глаз, заставило сердце бешено забиться, а потом ускользнуть куда-то в пятки, когда рука Барсукова стиснула се ладонь и она прочитала в его глазах то, чего боялась более всего на свете.

Девушка вздохнула, высунула голову из-под тулупа и огляделась вокруг. К вечеру снег идти перестал и ощутимо потеплело. Луна из-за сопок переместилась на ту половину неба, что простерлась над широкой поймой реки. Прибрежные заросли черемушника отбрасывали на дорогу причудливые узорчатые тени.

Дорога вилась по льду реки, обходя промоины, припорошенные снегом наледи и незамерзшие опасные быстрины.

Людмила села. Кутаясь в тулуп, она глядела на блестевшую в лунном свете, убегающую назад дорогу, на темные клочки сена, раструшенного по ней вперемешку с конским навозом.

– Надо бы уже в Вознесенском быть, – недовольно сказал дед Банзай, которого она подрядила свозить ее на кордон в Корсаковку, – зря в деревне задержались, ох как зря! – Он шмыгнул носом, провел под ним огромной овчинной рукавицей и пробурчал:

– По телевизору кино интересное после «Времени», а перед ним – «Поле чудес», а я тут с тобой маюсь. – Он прикрикнул на лошадь, но та и ухом не повела и продолжала так же мерно трусить по дороге в сторону Вознесенского, чьи далекие огни уже поблескивали сквозь густые прибрежные кусты и раскидистые ивы.

– Маетесь, Федор Яковлевич, но не бесплатно!

За тридцатку, что вы с меня содрали, и без «Поля чудес» можно обойтись. – Людмила сбросила с себя тулуп и потянулась. – Ох, и давно я уже на санях не каталась! Здорово-то как!

– Опять небось в конторе бензина нет? – справился Банзай, щелкнул кнутом и вновь прикрикнул на лошадь:

– А ну шевелись, волчья еда! – Пожаловался:

– Вредная лошаденка, ни на кнут, ни на крик не реагирует, только если пару матюгов подпустишь, тогда, глядишь, шаг слегка прибавит.

– А давайте обойдемся без мата, – попросила Людмила. – Я понимаю, что вам хочется быстрее до дому добраться, поэтому, так и быть, еще пятерку добавлю, за моральный ущерб, так сказать.

Банзай хмыкнул и, обернувшись, усмехнулся:

– Что, шибко богатой стала, если пятерками разбрасываешься? Или начальник твой расщедрился, вместо бензина на овес деньгу стал выдавать?

– Как же, дождешься от него! – Людмила слегка прищурилась, вглядываясь в набегающие огни Вознесенского. – Все из собственного кармана, дорогой Федор Яковлевич. Правда, обещают оплатить... когда-нибудь, если деньги в кассе появятся.

Но и то не все, а сколько там на командировочные расходы приходится. А они ведь не предусматривают, что возчику не терпится «Поле чудес» посмотреть!