Людмила Котлярова - Загадка Бомарше

— Хватит болтать, я пойду к ней и все сам выясню.

— Не советую.

— Это почему же?

— Малец к ней наш сегодня приехал. Я тебе не сказал, что все с него и началось. Пристал он к ней: хочу жить с папкой и мамкой. Ну, она и прослезилась. А потом уж оба мы поговорили. Может, и не согласилась бы она со мной снова гнездо вить, да куда ж от птенца денешься, если он требует обоих его зачинателей. А он тоже в нее чувствительный, почуял, что ты можешь все у нас порушить, вот и вцепился в нее.

— Врешь ты, откуда он мог про меня знать?

— Как ты не поймешь, а еще писатель, что про тебя он ничегошеньки не знает, увидел он, что Лизка, то бишь мамка, как-то изменилась, Вот и почувствовал, откуда угроза идет. А перед сыном разве устоишь?

Феоктистов с сомнением покачал головой.

— Не верю я что-то тебе, — произнес он, но сердце тоскливо сжалось.

— Веришь, не веришь, а к Лизке я тебе не пущу. Нечего душу мальцу травмировать. Мертвым у порога лягу, я пройти не дам. У меня кроме сына ничего не осталось.

— Да, успокойся, никуда я не пойду.

— Вот за это тебе спасибо, не от меня, а от него.

Внезапно в дверь постучали. Феоктистов бросился открывать в надежде, что вновь пришедший поможет ему избавиться от Егора. На пороге стоял мальчик.

— Здравствуйте! — звонким голосом произнес он.

— Ты кто?

— Да это мой сын, — пояснил Егор. — Ты чего, Павлушка?

— Меня мама прислала, просила передать, что ужин стынет, а тебя нет. А вы так не договаривались.

— Ой, правда, я ж совсем забыл, Лизка меня ждет. Она ж рыбку пожарила.

Феоктистов подозрительно посмотрел на мальчика.

— Скажи, а ты как нас нашел? — поинтересовался он.

— Да, мама сказала, что папа, наверное, у приезжего. И послала меня к вам, за ним.

— Но это же далеко.

— А ничего, я город хорошо знаю, мы с пацанами все облазили. Только в театре у мамки не был.

— Это почему?

— А неинтересно. Там все понарошку, а я люблю, когда все по-настоящему. Так ты идешь?

— Иду, сынок, — подтолкнул Егор сына к двери. — Думаю, мы с тобой обо всем договорились, — сказал он уже Феоктистову.

— Ладно, идите. Считайте, что вам повезло.

Егор и Павел, держась за руки, покинули номер.

Глава 24

Апартаменты госпожи де Годвиль были сплошь и рядом уставлены цветами. Цветы были везде — стояли в вазах на столе, возвышались из огромных напольных ваз, заглядывали ветками цветущих каштанов из сада. Сама хозяйка своим цветущим видом ничуть не уступала этим прекрасным созданиям природы. Госпожа де Годвиль, похожая на прекрасную нежную розу, укутанная в пурпурный атлас модного платья, полулежала на кушетке и читала роман. Вошедший слуга, прервал ее от этого увлекательного занятия и доложил о госте.

— К вам господин Бомарше, — низко поклонился лакей.

При этом имени госпожа де Годвиль нахмурилась, и хотела было запретить его принимать, но уже через секунду ее прелестное личико прояснилось, и она сменила гнев на милость.

— Проси, — произнесла она мелодичным, как звук колокольчика, голосом.

Мадам Годвиль поспешно встала с кушетки и, подойдя к окну, заняла диспозицию спиной к входной двери. Она не смотрела на вошедшего, но прекрасно представляла, с каким страстным вожделением он взирает на ее прекрасную точеную фигурку.

— Любовь моя, что произошло. Что за странные письма вы посылаете ко мне? — услышала она голос Бомарше.

Годвиль хорошо отрепетированным жестом медленно развернулась к вошедшему и холодно посмотрела на него.

— Зачем вы здесь? Вы, что не поняли содержание моих писем? — произнесла она, стараясь казаться до глубины души возмущенной.

— То, что выводит ваша прелестная ручка на бесстрастном листе бумаги, совсем не похоже на вас, — вкрадчиво произнес Бомарше. — Почему вы хотите прервать связь, которая доставляет нам столько удовольствия.

— Вы еще спрашиваете? — Мадам Годвиль прошла к столику, взяла с его полированной поверхности маленький изящный веер, раскрыла его и несколько раз обмахнула им лицо. — Я много раз вам говорила об этом. Я и так слишком долго терпела. Мне следовало прогнать вас в тот же день, как я узнала, что вы делите меня с другой.

Годвиль резко сложила веер и швырнула его обратно на столик. Упавший предмет издал такой резкий звук, что от неожиданности Бомарше вздрогнул. Однако этот демарш возлюбленной нисколько не сбил его с толку. Он твердо решил продолжить свою линию.

— Вы же знаете мое положение. И кто, как не вы первая бы стали презирать меня, если бы я оставил женщину, подарившую мне дочь, — смиренно произнес он.

— Мне нет никакого дела до этой женщины, — вспылила Годвиль. — Я знаю, что она не жена вам. Зачем же вы живете с ней под одной крышей, если вы не любите ее так, как меня.

— В моем чувстве к ней нет ни страсти, ни опьянения. Есть всего лишь нежная привязанность. — Бомарше продолжал оставаться невозмутимым. — Но я сделал эту молодую женщину, скромную и порядочную, матерью своего ребенка, не сделав предварительно своей женой. Я очень виноват перед ней и многим ей обязан. В моем возрасте и с моими принципами подобные обязательства гораздо крепче держат, чем самая страстная любовь.

— Мне прекрасно известны ваши принципы. Свобода и похоть — вот ваши обеты, — с раздражением бросила ему Годвиль.

— Вы правы, моя дорогая. Именно свобода и похоть, страсть и вожделение. Вот каким богам я поклоняюсь. И вы, из-за которой я перестал быть честным человеком, вдруг упрекаете меня в этом. Не вы ли возносите молитвы тем же самым богам? Я редко встречал женщин способных так самозабвенно и без остатка им поклоняться. И раз мы с вами пребываем в единой вере, я предлагаю оставить наши распри и прямо сейчас вознести вечернюю молитву нашим богам. — Бомарше приблизился к Годвиль и попытался завладеть ее рукой. Однако Годвиль не дала ему этой возможности.

— Я дала обет затворничества и целомудрия, — объявила она, гордо вскинув голову.

— Жестокая женщина. Вы сами толкаете меня в объятия Марии Терезы, а потом упрекаете в этом.

— Я разгадала ваши уловки. Бедная Мария Тереза! Она даже не подозревает, какая роль для нее вами определена. Она всего лишь ширма, за которой вы отгораживаетесь от надоевших вам любовниц, — с сарказмом заметила Годвиль.

— Если бы вы только знали, как вы далеки от истины. Я просто не хочу прикипать к вам сердцем, потому что не могу и не должен этого делать. Но вы вносите в мою жизнь приятное разнообразие. Жизнь слишком монотонна и тяжела для такого веселого человека, как я. Зачем же вы хотите превратить нашу легкую связь в мучительный роман, — искренне недоумевал Бомарше.