Пол Мейерсберг - Роковой мужчина

Иногда, когда я больше всего хотела его, он исчезал. Видимо, мне удавалось позвать его, чтобы он пришел ко мне. Я теряла свою силу. Я не могла его найти. Его отсутствие было едва переносимым. Затем оно стало мучительным. У меня раскалывалась голова. Я проводила многие часы в постели, ожидая его. Два или три раза он навещал меня. Это было чудесно. Но я не могла перенести его уход. Мысль о том, что скоро он уйдет, отравляла время, проведенное вдвоем.

У меня не было понятия, где теперь его искать. Он знал, где я, но я не знала, где он живет и куда он отправляется, покидая меня. Пока между нами был заключен бессловесный пакт, не было никаких проверок, вопросов, маленьких ловушек, но больше я так не могла. Я пропиталась ревностью, а это не слишком приятный запах. Нужно было как-то избавиться от него.

После дней, похожих на ночи бессонной пытки, я вспомнила первый совет Ласло на мой вопрос о том, как вступить в контакт. «Посмотрите в телефонной книге», – сказал он. Тогда я не сделала этого. Мне не хватило смелости. Я вступила в контакт другим способом, но теперь и этот способ больше не действовал.

Телефонная книга Беверли-Хиллз содержала несколько Эллиоттов. Они писались по-разному. Были Элиоты с одним «л» и одним «т». Были Эллиоты с двумя «л» и одним «т». Я дрожала от нетерпения. Но тут же я нашла его – в длинном списке имен и адресов, мужчин и женщин и мест их работы, находилось одно имя и адрес, которое имело для меня таинственную силу строчки стихотворения, ожидающей расшифровки. Мэсон Эллиотт и Компаньоны, 409 Норт-Кэмден-Драйв, Беверли-Хиллз.

Хватит мечтать, пора приниматься за дело. Я покидала свое прибежище, слыша, как стучит в висках кровь.

АЛЕКСИС

Я начала с офиса. Целых два дня я наблюдала, как он приходит и уходит с работы, делая вид, что рассматриваю витрины на другой стороне улицы. Затем до меня дошло, что Мэсон оставляет свой автомобиль в переулке с тыльной стороны здания. Наблюдать за ним оттуда оказалось легче. Я даже сумела сфотографировать его через ветровое стекло своей машины. Дома по ночам я рассматривала фотографию. Но этого было мало. Мне нужно сблизиться с ним. И я увеличила фотографию до размеров лица. Теперь мы с ним были наравне.

Следующей своей целью я избрала Алексис, секретаря Мэсона. Однажды после полудня я бродила поблизости, ожидая, когда Мэсон уйдет. Я хотела попасть в офис и осмотреть его, почувствовать атмосферу, побывать там, где он работает, посмотреть на то, на что смотрит он, ощутить его запах. Запах был очень важен для меня. Запахи всегда интересовали меня. Духи, запахи домов, людей, будили во мне самые потаенные воспоминания. Звуки никогда столько не значили для меня. Я старалась не слышать их. А музыка вообще оставалась неведомой областью.

Когда я в первый раз вступила в коридор, ведущий к его офису, я как будто опьянела. Это было старое двухэтажное здание – остатки того, что можно назвать старым Беверли-Хиллз. Честно говоря, не могу сказать, что я ощущала запах Мэсона, пока шла по коридору, но я дышала теми же запахами, что и он, и этого было достаточно – на данный момент. В коридоре стоял слабый запах плесени, старых кирпичей, не особенно романтичный, но напоминающий о прошлом. А для меня он означал будущее.

Я постучалась и вошла в офис Мэсона. В приемной сидела Алексис. Ей было лет двадцать пять – приятная, доброжелательная девушка. Я решила, что она всех – и знаменитых и неизвестных – встречает такой же приветливой улыбкой. Она мне понравилась.

Я сказала, что хочу стать актрисой и ищу себе агента. Я сообщила Алексис, что работала фотомоделью в Новой Англии. На мне был надет парик, а очков не было.

– Мистер Эллиотт не работает с фотомоделями, – вежливо ответила Алексис, – но если вы оставите сведения о себе, я дам ему прочесть.

Я не могла придумать предлог, чтобы дальше задерживаться здесь. Дверь, ведущая в его личный кабинет, была открыта и манила меня войти. Я заметила фотографию какого-то актера, которого не могла узнать, повешенную над аквариумом. Алексис улыбнулась мне, ожидая, когда я уйду. И я ушла. Выбора не было.

Я начала следить за Алексис, когда та покидала офис по вечерам. Я узнала, где она живет, кто был ее приятелем, и где живет он. Я знала, где она покупала себе продукты, одежду, и в какие магазины хотела пойти, но не могла себе позволить. Я знала об Алексис все, за исключением того, что она безнадежно влюблена в Мэсона.

Однажды я ухитрилась столкнуться с ней во время перерыва на ленч в закусочной. Она была одна. В это место собираются на ленч все секретарши в округе. Я сумела сесть напротив нее.

Я сказала ей, что не получила от ее босса никакого ответа. Она объяснила, что мистер Эллиотт хотел бы, чтобы к резюме были приложены фотографии. Но я не могла себе позволить этого.

– А какой он из себя – мистер Эллиотт?

– Очень милый человек. Такой работяга! Совсем не то, что я хотела услышать.

– Полагаю, вы хорошо знаете его, – забросила я наживку.

– Я работаю у него два года.

– Я слышала, он не похож на типичного агента.

– Он очень честный.

– Он женат?

– Зачем вы это спрашиваете? – тон Алексис изменился. Я прикоснулась к больному месту. Аккуратнее!

– Да в общем, ни зачем. Я никогда не могла представить себе женатого агента. Наверно, я несколько наивна.

– Он не женат.

На этом разговор пришлось прекратить.

В следующий раз я встретилась с Алексис действительно случайно. Я покупала книги в «Бук Супе» на бульваре Сансет и по пути домой остановилась перекусить в «Империал-Гарденз», откуда рукой подать до отеля «Бель Аж». В ресторане имелось специальное меню на японском, предлагавшее блюда японской кухни, которых не было в главном меню по-английски. Брайан научил меня разбираться в них. Он был любителем баклажанов, а в «Империал Гарденз» подавали великолепные печеные баклажаны и рубленое мясо со специями. Я ела это блюдо, когда в ресторан вошли Мэсон и Алексис. Слава Богу, Алексис не смотрела по сторонам. Я была без парика и очков, и надеялась, что Алексис не узнает меня – по крайней мере, не на расстоянии. Следующие полтора часа я провела, наблюдая за ними. Они сидели за несколько столиков от моего. Я не слышала ни слова из того, что они говорили, но зрелище зачаровало меня.

Большую часть времени Мэсон, похоже, говорил о делах фирмы. Я представила себе его монолог о клиентах, деньгах, событиях дня. Он пил воду с «суши». Он ел осторожно, медленно, чуть ли не изысканно. В этом человеке чувствовалось природное изящество. Но я открыла многое, наблюдая за Алексис и ее поведением.

Во-первых, она почти ничего не ела. В одиночку выпила бутылку вина. Пока он говорил, она молчала и смотрела на него. Она бросала на него такие взгляды, что обмануться было невозможно. Алексис влюблена в Мэсона. В одном ее взгляде заключалось два. Первый – улыбка обожания, юная и наивная. Второй – зеркальная противоположность, выражение полной безнадежности. В движениях ее рук, в том, как она часто откидывала свои светлые волосы назад, хотя они не закрывали ее лица, сквозило безмолвное отчаяние. Но они не были любовниками. Это была безответная страсть.