Пол Мейерсберг - Роковой мужчина

Но я не покинула его, а стала миссис Бакстер. Выйти за него замуж в какой-то степени убедил меня Ласло Ронай. Ласло был астрологом, переехавшим сюда из Австралии. Он покинул Венгрию после восстания 1956 года. Как и многие другие несчастливые люди, я искала утешения и поддержки у звезд. В прошлом Ласло давал очень точные прогнозы. Он предсказал, что моя карьера фотомодели будет недолгой. Он предсказал изменения в моей жизни и полную смену жизненных ориентиров в то время, когда я жила с Брайаном. Я заключила, что наша свадьба была если и не неизбежным, то наверняка единственным выходом. Я ни одну секунду не думала, что не я покину Брайана, а он меня, и что не наша свадьба, а его смерть будет той переменой, которую предсказал Ласло.

Через год Брайан умер. У него случился сердечный приступ, когда однажды ночью мы занимались любовью. Он вывалился из кровати и затих в ванной. В ожидании врачей я накрыла его халатом, который сейчас был на мне. Потом, думая о Брайане, я жалела о нем. Я жалела о нашей любви. Я жалела о его нежных руках на моем теле, поглаживающих кожу, залезающих внутрь, как будто в поисках чего-то – простое и не слишком болезненное удовольствие. Бедный Брайан. Богатая я. Он оставил мне свои деньги и дом. Но я была несчастна. И любовь, бывшая в моей жизни, умерла вместе с ним.

Через несколько месяцев после того, как Брайан стал призраком, у меня началось сексуальное помешательство. На долгое время я стала нимфоманкой, мечтой каждого мужчины. Должно быть, я переспала с двумя сотнями мужчин, но мне казалось, что их было две тысячи. Когда я думала о том, что делаю, меня охватывал страх. Я просто не могла удержать свою страсть. Когда мне не вставляли, я читала. Мне не нужно было зарабатывать на жизнь. В своем дневнике – «подушечной книге» – я написала, что трахаюсь ради забавы. Но на самом деле это превратилось в постоянную работу, и даже больше.

Я старалась не спать с одним и тем же мужчиной дважды. Я обнаружила, что во второй раз теряю к нему интерес. Секс притягивал меня, потому что я очень легко и очень быстро достигала оргазма. Но если преждевременное семявыделение у мужчин раздражает женщин, то постоянный оргазм у женщин притягивает и восхищает мужчин. Для меня половой акт никогда не становился последним прибежищем. Я не пыталась никого поработить. Я не смотрела на секс как на способ познать любовь. Эти понятия не связаны друг с другом. Секс для меня был одним лишь желанием. Цель состояла не в получении удовлетворения, а в продолжении самого желания. Я хотела постоянно находиться в состояния желания. Как только я добивалась своего, я снова хотела того же. И так без конца.

Полагаю, что, как и все остальные, я со страхом думала о СПИДе, но, избегая наркоманов и извращенцев, редко пользовалась средствами предосторожности. Я не искала опасности. Я сама была опасной. Мне хватало той любви, когда речь шла о сексе. Для секса нужны мужчины. И, может быть, женщины.

Я и это пробовала. Мне нравилось сжимать груди другой женщины. Я любила целовать напомаженные губы. Я любила раздвигать чужие бедра и находить себя в ком-то другом. Но оказалось, что я не люблю самих девушек. И я не бегала за ними. Находясь с мужчинами, я не интересовалась, нравятся ли мне они или нет. Мне было не нужно иметь какое-либо мнение об их личности.

Съемки «Галы» стали не только венцом моей сексуальной одиссеи, но и ее последним актом. Фильм был снят за десять дней. Я не ожидала получить удовольствие, снимаясь в нем. Когда нужно совершить одно и то же действие два или три раза, чтобы снять его с разных сторон, у меня возникало ощущение ритуала, похожего на сон. Большая часть фильма снималась без звука. Держа во рту мужской член, я могла слышать только жужжание мотора кинокамеры и инструкции Алена. Это было не смешно, и я не чувствовала свободы. После первого дня съемок я начала молиться, чтобы все поскорее закончилось.

Когда я увидела смонтированный фильм, с добавленными в него хрипами, стонами и прочими звуками, то почувствовала себя совершенно опустошенной. Женщина на экране не была мной. Я настояла на том, чтобы на съемках надевать поверх коротких черных волос рыже-каштановый парик. Полагаю, я не хотела, чтобы меня узнавали. Но тогда я объясняла, что это нужно, чтобы выглядеть более желанной для мужчин, меньше походить на плотоядную хищницу. Я всегда думала, что мой облик, особенно лицо, отталкивает людей. Мои чары, хотя и соблазняли мужчин, каким-то образом вызывали отвращение. Вам нужно проникнуть под маску, чтобы увидеть под ней настоящую Урсулу. Хотеть Урсулу легко. Понимать Урсулу – гораздо труднее. Любить Урсулу, быть может, невозможно. Мой муж был единственным исключением.

Брайан нравился мне тем, что напоминал не моего настоящего отца, а отца, которого я бы хотела иметь. Я вполне это сознавала. В нем воплотились романтические фантазии юных лет, когда я училась в закрытой школе в Портленде, штат Мэн.

Мой отец был бабником, но на возвышенный манер. Я прошла через стадию, на которой испытывала отвращение от его возмутительного поведения, и только в конце юности начала видеть в нем невинного человека. Из-за того, что отец думал только о сексе, он не имел претензий к женщинам. Он никогда не лгал им. Никогда не давал фальшивых обещаний. Он не собирался расстраивать им жизнь. Если он и причинял им боль, то только в кровати.

Когда я возвращалась на каникулы домой, то в доме всегда находила одну или двух девушек. Одна девушка, которая мне особенно нравилась, прожила у нас довольно долго. Ее звали Одри Джонс. Она работала натурщицей в художественной школе и на самом деле влюбилась в отца. Вряд ли она была сильно старше меня. Я думаю, что она была дочерью его делового партнера.

Мы с Одри стали подругами. Мы вместе совершали походы по магазинам за одеждой. У нее была страсть покупать белье, в котором она потом ходила по дому. Оглядываясь в прошлое, я думаю, что мой отец, которого звали Ричард (но он настаивал, чтобы его называли Диком) был не прочь взять нас обеих к себе в постель. Но он не мог решиться позвать меня. Конечно, он был уверен, что я нахожусь где-то в доме, когда трахался с Одри.

Я пыталась избегать их, когда они начинали свои развлечения. Я уходила из дома, хотя идти мне было, в сущности, некуда, часами бродила по улицам Портленда, приходила домой в три утра, – и обнаруживала, что они трахаются в моей спальне. Не знаю, почему Одри в конце концов ушла, но однажды ее просто не оказалось в доме. Мой отец больше никогда не говорил о ней. И я никогда ее не видела. Вероятно, случилось что-то ужасное, а он влюбился в нее. Иногда, общаясь с незнакомыми людьми, я называлась ее именем в память о ней. Я становилась Одри Джонс, когда это имя подходило мне.