Ирина Цветкова - Жребий судьбы

В пути он провёл два часа. Сердце билось в ожидании чего-то неведомого. А поезд ещё стоял на станции Копани – это был разъезд встречных поездов. Навстречу из Николаева шёл почтовый поезд № 3.

И вот он уже постучал в двери николаевской квартиры Ладейниковых. Дверь открыла сухощавая седая женщина.

– Простите, мне нужна Ладейникова Вера Викентьевна, – сказал он.

– Я Вера Викентьевна, – ответила она. – Вы по какому вопросу?

– Разрешите войти? Спасибо, – сказал он, войдя и сняв шляпу. – Я по поводу девочки, взятой вами девятнадцать лет назад из Перепелицинского монастыря…

– О нет! Только не это! – воскликнула хозяйка квартиры. – Мы давно вычеркнули её из своей жизни!

– Помилуйте, я хотел бы…

– Нет! Нет, я не хочу ничего о ней слышать! Мы через суд отменили наши родственные узы. Теперь она ни на что не может претендовать!

– Она и не претендует! Послушайте же меня! Я отец этой девочки. Я лишь недавно узнал о её существовании, впрочем, как о двух других моих девочках – так сложились обстоятельства. Я увидел её арестованной в полиции. И мне удалось раскопать то, что вы удочерили её после смерти матери. Расскажите же, что произошло, почему она стала на скользкий путь? Те две мои дочери – другие, с ними подобных проблем нет: одна певица, как и её мать, вторая преподаёт младшим девочкам чтение, письмо и арифметику. Я сам в отчаянии, помогите мне понять произошедшее.

Вера Викентьевна, немного успокоившись, стала рассказывать:

– Мы взяли самую крепкую девочку. Они трое родились раньше положенного срока, муж посмотрел их и сказал, что надежды мало, нужен очень хороший уход, чтобы они выжили. Единственная из них, кому он давал хороший прогноз, это была наша дочь. Когда их мать умерла, мы взяли девочку и увезли её в Николаев. Поначалу было всё хорошо. Она росла, радовала нас. Но постепенно мы стали замечать некоторые черты её характера, которые нас удручали. Например, когда она была ещё совсем маленькая, я кормила её с ложечки, а она, глядя на меня, переворачивала тарелку на пол. Или разбивала мою любимую вазу и смотрела на мою реакцию. Могла облить моё платье чем-нибудь и тоже любовалась, как я расстраиваюсь. Вот так и росла. Нет, поначалу мы её не ругали, считали, что она делает это нечаянно. Постепенно мы стали замечать, что у нас пропадают деньги. Потом поймали её на воровстве. И тогда она, уже не скрываясь, говорила, что возьмёт всё, что ей нужно. Стали пропадать и ценные вещи. Она их продавала кому-то и выручала за них деньги. Потом сама стала пропадать из дому. Уходила, потом появлялась через время. Знаю, что она играла на деньги в игорном доме. Мы решили с отцом сказать ей всю правду о её происхождении. И когда мы это сделали, она обвинила моего мужа, что он специально умертвил её мать, дабы взять её себе. После этого у мужа случился удар, он недолго полежал и скончался. Я выгнала её из дому и прокляла.

Полевиков молчал. Как он сожалел сейчас, что жизнь выбрала для него именно такой путь! Почему он не сам воспитывал своих детей? Ведь тогда он смог бы найти ключик к сердцу своей строптивой дочери и наставить её на путь истинный без проклятий.

– Простите, – произнесла Вера Викентьевна. – Я, кажется, наговорила лишнего. Но так случилось. Она нанесла мне самый сильный удар – погубила моего мужа, который и взял её в нашу семью. Я не могу ей этого спустить. А что она опять натворила, за что её взяли в тюрьму?

– Она с бандой сообщников грабила ювелиров. Вера Викентьевна, а почему вы не называете её по имени? Как её зовут?

– Её зовут Марина, – с трудом проговорила собеседница. – Марина Алексеевна Ладейникова. К сожалению, она носит фамилию и отчество моего мужа.

– Ничего, я могу избавить вас от этого и перевести её на своё имя.

– Ах, оставьте, это уже не имеет никакого значения! Мне всё равно. Главное, что по суду мы лишили её всех прав на наше имущество.

В это время в комнату вошёл подросток.

– Добрый день, – вежливо поздоровался он с гостем. – Мама, а когда мы будем обедать?

– Это мой сын Артемий, – представила его Вера Викентьевна. – Он родился, когда Марине было пять лет. Муж говорил, так бывает, когда долго нет детей, то усыновляют ребёнка, а потом может родиться свой. Что-то в организме происходит, какая-то перемена. Вот и я смогла иметь сына. Теперь спокойная старость мне обеспечена. Главное, чтобы Марина никогда больше не появлялась на нашем пути.

– Ради бога, простите меня за Марину. Ради Бога, простите, – Павел Иванович, прикладывая ладонь к сердцу, пятился к двери, – мне не пришлось самому её воспитывать, поэтому мне так неудобно перед вами, что она принесла вам много терзаний.

– До свидания, – попрощалась с ним Вера Викентьевна. И уже на прощание добавила: – Мы подняли её на ноги, а то, что она пошла не по той дорожке, уже не наша вина. Мы всё делали для неё.

Херсонская губернская тюрьма, или, как её ещё называют, Тюремный замок. Маленькое помещение для свиданий, наблюдатель-конвоир. Здесь отец и дочь впервые встретились глаза в глаза. Криминальный налёт, которым Марина бравировала, выставляя напоказ свою раскованность и непринуждённость, остался за дверями этой комнаты. Сейчас она тихо и просто говорила:

– Ладейниковы были хорошими родителями. Они хорошо ко мне относились. Они всё для меня делали. Но никогда, ни разу в жизни они меня не приласкали, не поцеловали. Мне очень хотелось услышать, что я у них единственная и неповторимая, что они без меня не смогут жить, что я – смысл их жизни. Но они, хоть меня никогда и не обижали, но и не проявляли родительской любви. А у меня в душе, где-то внутри рождалось что-то, непонятное мне самой. Я понимала, что поступаю нехорошо, но могла что-нибудь разбить или уронить тарелку на пол. Зачем? Не знаю. Наверное, мне хотелось услышать, что это не беда, главное, чтоб ты была у нас жива-здорова, а вещи мы заменим. Но мне никто никогда таких слов не говорил. А я хотела обратить их внимание на себя. Они как-то сдержанно ко мне относились. Меня это злило. Хорошими делами я не могла привлечь их внимание, они всё воспринимали, как должное. А вот на плохие поступки реагировали бурно. Когда брат появился, они стали своё внимание делить на двоих. Мне его и так не хватало, так и это отняли… Я стала воровать деньги, думала, родители задумаются, почему я это делаю. Я всего лишь хотела привлечь их внимание. Но это вызывало у них ярость. Они стали бороться со мной. А я в ответ – ещё больше. Я сама не знаю, откуда у меня эта злость и желание делать назло. Не слышите меня – получайте. И пошло – коса на камень. Я стала от обиды убегать из дому. Познакомилась с теми, кто меня понимал, кто хотел меня видеть такой, какая я есть, не переделывая меня. А им всегда нужны были деньги. Я узнала другую жизнь, которая мне понравилась – ведь меня оттуда не гнали и не осуждали. Мы вместе делали разные дела, это было интересно и стрёмно. Ещё у меня страсть появилась – игра. Это тоже требовало денег. А ещё я смотрела на других девушек и женщин, мне хотелось, как у них, иметь золотые украшения, колечки с бриллиантами. Родители мне ничего подобного не дарили. Ещё и заявили, что я им не родная дочь. Вообщем, отреклись от меня. Когда отец умер, мать меня прокляла. А я так рыдала, когда узнала о его смерти… Но она меня обвинила в его смерти и даже не сообщила мне, чтобы я не пришла на его похороны. Она в суд подала, чтоб официально оформить наше расставание с этой семьёй. Мне уже терять было нечего. Я пошла вразнос. Тем более что у меня там всё получалось – сколько я полицию за нос водила! Всех на уши поставила! Значит, на что-то я способна! Жаль, что мои способности не пригодились в семье, они сами толкнули меня на улицу. Ну, а то, что я играю и люблю золото и бриллианты – признаю, виновата. Но я сама всё это для себя добывала, мне никто ничего на золотом блюдечке не подносил. Пришлось применять все свои способности для добывания требуемого. Ты меня осуждаешь? – спросила Марина у Павла Ивановича.