Ольга Строгова - Дневник грешницы

Три года спустя Ирина Львовна вновь услыхала голос своего директора – спокойный, выдержанный, холодноватый, с нескрываемыми властными интонациями:

– Я знаю, чего вы добиваетесь, Ира.

Ирина Львовна едва не поперхнулась. Растерянно глянула на Аделаиду, но та как ни в чем ни бывало продолжала заниматься штруделем.

– Э…

– Знаю, Ира. Знаю также, что у вас ничего не выйдет.

– Почему это? – Ирина Львовна попыталась храбриться, но под прямым взглядом Аделаиды покраснела и опустила голову.

– Не думаю, что должна отвечать на этот вопрос, – терпеливо продолжала Аделаида. – Поверьте, я не испытываю к вам никаких отрицательных чувств. Скорее даже я вам сочувствую.

– А… мы сейчас говорим об одном и том же? – осторожно спросила Ирина Львовна.

– Конечно, – кивнула Аделаида. – Мы говорим о моем муже. И о ваших попытках приблизиться к нему – хотя, на мой взгляд, вы и так достаточно близки.

– Вы полагаете? – слабо усмехнулась Ирина Львовна.

– Я знаю, – повторила Аделаида. – Во-первых, я читала ваши книги. Вы очень хорошо его чувствуете и понимаете, лучше, чем кто-либо, – за исключением, разумеется, меня. Во-вторых, хотя и не могу сказать, что у него нет от меня секретов, он никогда не скрывал от меня главного. И в-третьих…

Аделаида замолчала, поигрывая ложечкой в опустевшей кофейной чашке.

– В-третьих?.. – не выдержала жадно слушавшая Ирина Львовна.

Аделаида ответила не сразу.

– Видите ли, Ира, я уже привыкла к тому, что около него постоянно вьются различные женщины. Как и к тому, что для него это ничего не значит, и, кроме общей доброжелательности и утонченно-джентльменского отношения, этим женщинам не на что рассчитывать. Я научилась ему доверять. И я никогда ничего не боялась, как не боюсь и сейчас. Но…

– Но?..

– Но если бы я могла чего-нибудь… кого-нибудь… опасаться… То есть мы сейчас рассматриваем чисто теоретическую возможность, понимаете?

Ирина Львовна усиленно закивала. Конечно, чисто теоретическую, какую же еще?!

– То, пожалуй, я опасалась бы… вас!

При этих неожиданных словах Ирину Львовну накрыла волна неуместного и непристойного ликования. Значит, Карл к ней неравнодушен! Раз даже его любимая жена что-то такое почувствовала!..

– При других обстоятельствах, – размеренно продолжала Аделаида, – если бы я была не я и не знала бы так хорошо своего мужа… я, возможно, стала бы ревновать.

«Да любая нормальная женщина давно уже вцепилась бы мне в волосы, – мысленно возразила Ирина Львовна. – Он же со времени приезда в Москву больше времени проводит со мной, чем с тобой!»

Откуда это незыблемое спокойствие?.. Или это маска? Прежняя Аделаида, Аделаида – директор школы, прекрасно умела носить маску!

– Из трех своих «сестер» чаще всего он вспоминает вас. Вы интересны ему как личность.

И только?! Ирина Львовна едва сдержалась, чтобы не задать этот вопрос вслух.

– Карл искренне считает себя человеком, лишенным всяких творческих способностей, – пожала плечами Аделаида, – поэтому всегда восхищается людьми, имеющими какой-нибудь талант. Он говорит, что из вас со временем получится серьезный писатель. Я в этом не разбираюсь, – поспешила добавить Аделаида, – но возможно, так оно и есть.

Ирина Львовна опустила ресницы, чтобы не выдать заблестевшие от радости глаза.

– Вы интересны ему. Он восхищается вами. Он испытывает к вам теплые чувства. Он многое готов сделать для вас – впрочем, как и для других двух своих «сестер»…

– Но?..

– Что – «но»?

– Вы не договорили, но я услышала это «но»…

– Что ж, вы могли бы догадаться и сами, – снова пожала плечами Аделаида. Она вытащила из бумажника тысячную купюру, положила ее под кофейник и встала. – Все это ни на шаг не приблизит вас к тому, чего вы добиваетесь. И, если вы поверите мне сейчас, это убережет вас от дальнейших разочарований.

Ангел мой Жюли,

снова пишу к тебе после долгого перерыва и уже не смею просить прощения. Так рада была получить от тебя весточку! Спешу уведомить тебя, что я теперь совершенно счастлива и довольна, и мне недоставало лишь известий от папеньки и от тебя.

И вот – в один день сразу два письма, и я узнаю, что и папенька вполне благополучен у дядюшки Бориса Андреевича, и ты весела и здорова и беспокоишься обо мне!

Рождественские и новогодние праздники прошли быстро и незаметно. Я была очень занята с детьми и мало видела графа. На новогоднем же балу, когда я специально надела подаренную им хризолитовую брошь, он появился ненадолго и не танцевал, а все разговаривал с каким-то приехавшим из Петербурга важным чиновником.

Графиня Мирослава восседала в креслах, окруженная почтенными губернскими дамами. Разумеется, она не танцевала тоже. Зато гости, среди которых было множество молодых людей, дам и девиц, веселились от души. Бальный зал графа не уступал лучшим питерским, оркестр был отменный, угощение превосходное; поговаривали, что, хотя граф и не часто устраивает балы, они получаются не хуже губернаторских.

Я также танцевала, уступая настойчивости галантных кавалеров, в число которых неожиданно записался и доктор Немов; но танцевала я немного – глаза мои как магнитом тянуло к той оконной нише, где скрывались от любопытных глаз и ушей хозяин с важным петербуржцем.

Но тебя, верно, больше интересует, как протекает моя повседневная жизнь и отчего я считаю себя счастливой. Изволь, я расскажу тебе.

Помимо занятий арифметикой, естествознанием, танцами, живописью и музыкой, я хожу с детьми на обязательную прогулку. Граф считает, что детям необходимо гулять в любую погоду, кроме самых сильных морозов, и во время прогулки выполнять несложные гимнастические упражнения и играть в подвижные игры.

Я охотно и добровольно взяла на себя эту обязанность, которую у меня никто не оспаривал: Анна Леопольдовна отсиживалась у себя или шла к графине, где они вышивали, раскладывали пасьянсы или вместе молились.

Графиня вообще очень много молится; ее будуар, в который мне однажды довелось заглянуть, больше напоминает часовню по обилию икон с горящими лампадками и густому, тяжелому запаху ладана. Детьми же, племянниками мужа, она, напротив, занимается очень мало.

А я охотно гуляю и играю на улице с ними еще и потому, что граф, несмотря на занятость, иногда присоединяется к нам. Я говорю – иногда, хотя на самом деле в последнюю неделю это происходит почти каждый день…

Ирина Львовна отложила письмо в сторону. Как ни хотелось ей узнать поскорее содержание оставшихся писем, дальше читать она не могла – отчего-то рябило в глазах и сильно болел затылок.

«Погода меняется, что ли», – рассеянно подумала она. Мелькнула мысль выйти на улицу, пресечь ее и в расположенной напротив круглосуточной аптеке попросить измерить давление; но для этого надо было встать с постели, одеться и причесаться. «Слишком сложно», – решила Ирина Львовна. Лучше оставить чтение до утра, погасить свет и постараться уснуть. В крайнем случае, накапать валерьянки или валокордина…