Моника Маккарти - Властелин ее сердца

Когда в своем рассказе Розалин дошла до того момента, когда появился Робби, он хотел остановить ее, но она не дала ему этого сделать.

– Я никогда не видела ничего подобного, – говорила она. – Я не представляю, как вы один подняли эту балку.

Это был не первый случай, когда он слышал восхищение и благоговейный трепет из женских уст, но сейчас он почувствовал, что его лицо горит. Черт возьми, он покраснел!

– Вам надо бы увидеть капитана в Играх Высокогорья, миледи, – предложил Малкольм. – Капитан может бросить камень в три раза тяжелее, чем кто-либо другой. Никто никогда и близко не приближался к его достижениям. Вы только подумайте, он может уложить десять англичан голыми руками…

– Достаточно, Малкольм, – прервал его Робби.

Внезапно взгляд Розалин упал на человека, лежавшего у его ног. Ее глаза налились слезами:

– Он мертв, да?

Робби кивнул.

Она посмотрела на него:

– Зачем он поступил так рискованно?

Робби наклонился и взял кошелек, зажатый в руках погибшего.

– Из-за этого. Он держал это спрятанным в тайнике в стене вместе с зерном и другими вещами. Вероятно, он спрятал все это, когда пришли англичане, а потом попытался добраться до тайника, когда решил, что это уже безопасно.

– И все это ради нескольких монет и зерна? – недоверчиво спросила Розалин.

Робби сжал челюсти:

– Да, это было глупо, но, возможно, это все, что у него было, чтобы прокормить семью. Людям не оставили ничего…

Нельзя было отрицать настоящее сочувствие и печаль в ее выразительных глазах.

– Но вы спасли некоторых из них, – сказала Розалин. – Огонь почти погас.

Как она смотрела на него… На мгновение Бойд почувствовал себя так, словно облачился в сияющие доспехи Сетона.

Черт возьми!

Робби взглянул туда, где остальные его люди и жители деревни выливали последние ведра воды. Но Розалин была права: они спасли их.

Что-то изменилось. Розалин не знала, что именно, но в течение последнего часа, пока Робби и его люди помогали крестьянам тушить остатки огня и пытались спасти, что возможно, она почувствовала изменение в отношении к ней со стороны мужчин: они перестали смотреть на нее так, будто у нее выросла вторая голова, и, как ни странно, начали разговаривать с ней. И не бурчали себе под нос непонятные слова на гэльском. Многие, кто, как она считала, не знал ни слова по-английски, стали обращаться к ней «миледи».

Даже Каллум. Особенно Каллум. Если он воспринял как личную обиду ее побег от Малкольма, теперь он расценил ее отказ бросить его сына в горящем здании как установление некоей связи между ними. Она не знала, доволен он был этим или нет, но он стал охранять ее вместо Малкольма и, похоже, назначил себя ее защитником.

Когда деревенские ребятишки осторожно приблизились и стали трогать ее испачканное, но очень красивое платье, Каллум прогнал их и не велел пачкать платье леди своими грязными руками. Но поскольку с ней бесцеремонно обращались за последние двадцать четыре часа и она уже была грязная, эти наставления были просто смешны. Видя насколько пожилой воин был серьезен и не желая задеть его шотландскую гордость, Розалин спрятала улыбку и сказала ему, что в этот раз она не возражает.

Дети были очарованы ею и задавали самые смешные вопросы, над которыми Розалин с трудом заставляла себя не смеяться. Они спросили ее раз десять, правда ли, что она англичанка. То, что она не была уродиной и у нее не было дьявольских рогов и хвоста, очевидно, казалось им невероятным.

Когда Розалин разговаривала с детьми – а некоторые из них потеряли все, – ей пришла в голову идея.

Каллум заколебался, снова посмотрев на нее этим странным взглядом:

– Вы хотите отдать им нашу еду?

– Вам не кажется, что можно было бы найти что-нибудь, чем мы могли бы поделиться?

Он долго смотрел на нее, его красное обветренное лицо было непроницаемым.

– Я спрошу капитана.

Со своего наблюдательного пункта у реки Розалин видела, как пожилой воин подошел туда, где Робби стоял с несколькими местными жителями. Бойд повернулся в ее сторону, и даже с такого расстояния напряженность его взгляда заставила ее вздрогнуть. Спустя несколько мгновений он кивнул – Каллум направился к деревьям, где были привязаны их лошади, и начал рыться в сумках.

Каллум был занят, Роджер взялся помогать остальным мужчинам с расчисткой завалов, и Розалин коротала время, отвечая на вопросы детей, стараясь в то же время не смотреть на мужчину, который, казалось, был центром притяжения всей деревни.

Розалин нахмурилась. Для одной маленькой деревни количество молодых женщин было непропорционально большим. И все они бегали за Робби Бойдом, как будто он был каким-то героем.

Но для них он и был героем, осознала она с запозданием. Этот человек, которого считали дьяволом по одну сторону границы, почитали героем по другую. Странно, насколько по-разному можно воспринимать одного и того же человека.

Женщины практически спотыкались друг о друга, стараясь заставить Робби заметить их. Господи, они что, не встречали прежде красивых мужчин? Розалин со своего места могла видеть, как сияли их глаза.

В любом случае, какое ей дело? Она уже переросла свое увлечение, не так ли? Кроме того, он выразил свое отношение к ней предельно ясно: они – враги. Розалин этого не забудет.

Побег – вот о чем ей нужно было думать. А не о высоченных, широкоплечих, мускулистых грубиянах.

Отведя взгляд в сторону от мужчины, снискавшего столько женского обожания, Розалин сосредоточила свое внимание на детях. Когда они отошли от нее, она спросила Каллума, можно ли ей вымыться перед тем, как они отправятся в путь. Быстро бросив взгляд в ту сторону, где Роджер стоял с Малкольмом и еще одним молодым воином (он знал, что она не попытается бежать без племянника), Каллум кивнул и попросил ее не задерживаться.

Она поспешила к реке, свернула налево, где река поворачивала и где была небольшая рощица, которая скроет ее от чужих глаз и обеспечит необходимое уединение.

Розалин не лгала. Она действительно хотела вымыться и отмочить руки в холодной воде, но ей также необходимо было пополнить запас лент, чтобы оставлять след для брата. Несколько розовых лоскутков еще лежали в ее кошельке, но ее сорочка была украшена на горловине и рукавах маленькими светло-голубыми бантиками из атласной ленты. Дорогой наряд, выписанный из Франции, заставил даже ее снисходительного брата приподнять бровь, но она не думала, что он расстроится из-за его порчи в данных обстоятельствах.

На самом деле, почти весь ее когда-то изысканный наряд пришел в полный беспорядок. Сняв плед и плащ, Розалин отряхнула их, насколько это было возможно, и положила на пенек. Она принялась стирать грязь и сажу с темно-синего шерстяного верхнего платья с подолом, горловиной и боковыми разрезами, отделанными золотыми расшитыми лентами, но было очевидно, что даже хорошая чистка и глажка не спасут нарядное платье после таких испытаний.