Лицо света, лицо тьмы - Маргарита Малинина
— Ладно, — примирительно подняла я руки вверх, хорошенько подумав над тем, что бы сказала в этой ситуации Элла, — согласна помыть еще раз полы в бане, так уж и быть. В качестве наказания.
Макаров сразу остыл, поняв, что раз уж я согласна быть наказанной, значит, признала свою вину.
— Не нужно, Элла.
— Хм, я все поняла! — нервно крикнула Алена. — Элле все снова сходит с рук! А я тут никому не нужна! Ну и ищите замену на музу рэпера в вашей идиотской пьесе! А я ухожу!
И она реально пошла, точнее похромала к дому. Сергей Петрович, хоть и не стал ее задерживать, все же строго принялся меня отчитывать:
— Элла, я надеюсь, ты поняла, что это было в последний раз! Больше предупреждений не будет!
— А мне теперь и драться не с кем, — пожала я плечами, — она же ушла.
Тимур откровенно заржал, Ира с Сашей улыбнулись, а Макаров нахмурился, но больше ничего не сказал.
Все разошлись, остались мы с Ирой. Только сейчас я заметила, что на ней седой парик.
— Это что? — хихикнула я.
— Как что? Я ж играю Таисию Арсеньевну!
— А, вошла в образ, понятно.
— Ой! Это йогурт? — заметила она бутылку на земле, возле которой так и крутились сороки. — Ты так и не выпила, что ли?
— Нет, как видишь. Эта овца выбила из рук.
— Ну ничего, у меня еще много. Заходи на ночь, после фильма. Поболтаем.
— А разве мы не уезжаем после фильма?
— Ну если тебя кто-то встречает в полночь! А так ночуем здесь, а утром уже на автобусе. Первый в семь. Второй в час дня.
— Ясно. Я тебя что искала-то. Давай порепетируем!
— Так уже идем ведь!
— Нет, мы с тобой. Я, видишь ли, текст потеряла.
Она смотрела на меня с недоумением.
— Какой текст?
— Текст пьесы!
— Блин, Элка, у тебя реально амнезия! Бедненькая моя. Почему ты ничего не сказала?
— А что?
— В смысле что? Твой персонаж появляется только во втором акте!
— И?
— Что — и? Второй акт писала ты!
Отлично… Элла написала роль под себя, оказывается. Только вот, кроме того что во втором акте есть «сцена прощания», я ничего о нем не знаю. Кто с кем прощается, интересно? Павлецкий со своей бабушкой, которую Ира играет? Ну а я тогда должна играть Павлецкого. Сдается мне, этот персонаж присутствует почти во всех сценах каждого акта. Дурдом.
Однако переживать и дальше мне не дали. В роли спасителя у нас снова Александр! Он тихо подошел к нам сзади и слышал, оказывается, часть разговора.
— Роль дедушки Павлецкого отдадим Леонелле, она маленькая, ее легко выучить за пять минут. У нас теперь проблема с одной из ведущих ролей. Муза поэта. — И он уставился на меня.
До меня доходило медленно, как до жирафа.
— Я?!
— Да, Элла, — согласилась с Сашей Ира. — Придется тебе. Не будешь же ты догонять эту поганку и у нее прощения просить! А найти кого-то еще на такую сложную роль мы не успеем. А ты знаешь почти всю пьесу наизусть! — Ирина уже, видать, забыла, как я у нее попросила текст… — Столько раз репетировали и исполняли!
— Но…
— Распечатанные копии есть в библиотеке на столе, — ответил на мой невысказанный вопрос Александр. — Пока почитаешь с листа, к среде успеешь выучить.
— К среде?! В смысле?! А, ну да, концерт… — ответила я сама, наконец поняв, что к чему. Коротких восьми (теперь уже семи, ведь вряд ли Алена приедет) песен для полноценного концерта не хватит. Наверняка наш многократно отрепетированный спектакль Макаров включил в программу выступления.
— Идем! — Ирина пошла к дому, я тоже собиралась, но Саша меня остановил, взяв за руку.
— Может, порепетируем последнюю сцену?
— Э-э… — Я что, должна знать, что это за сцена? — Там и порепетируем, — кивнула на дом.
Он как-то странно улыбнулся.
— Не ожидал такого ответа…
Чего он хочет от меня?
Я просто пожала плечами, снова сделала шаг и опять была им остановлена!
— Ты чего?
Посмотрев на Александра, я думала, что он продолжит надо мной смеяться или допытываться, но его взгляд прожигал что-то за моей спиной. Что-то, что лежало на земле. Я обернулась. Две сороки лежали мертвые возле бутылки из-под йогурта. Их клювы еще были влажные. Остальные прыгали вокруг товарищей, не зная, что предпринять.
— Это Ирин йогурт валяется? — с подозрением спросил Саша.
— Да. Она дала его мне.
Мы посмотрели друг на друга, пытаясь в лице собеседника отыскать все признаки того, что у нас появилась одинаковая догадка. Йогурт был отравлен.
12
В библиотеку мы входили вместе.
— Мы с Тамарой ходим парой! — выкрикнул на весь зал повеселевший Тони. Странное поведение. Такие шуточки обычно в стиле Тимура, но тот молчал, углубленный в текст. Оказывается, не все знают пьесу наизусть! А меня пытались укорить…
«Не все же ее писали! — поспорил со мной мой разум. — А вот ты… то есть Элла, но для всех это ты… И вот именно ты писала ее!»
Я листала распечатанную пьесу, скрепленную прозрачным пластиковым скоросшивателем, однако мои пальцы тряслись, голове была в тумане, и вместо слов «скатерть» и «суметь» я читала «смерть».
Меня хотели убить. Меня. Только что. Пытались. Убить.
Кто? Ирина? Или Саша? Когда я входила в свою комнату, он уже был в ней! Йогурт спокойно стоял себе на прикроватной тумбочке. В то же время стал бы он обращать мое внимание на умерших птиц? Логика подсказывала, что нет. Но, может, яд в таких дозах, что смертелен только для сорок, а со мной бы ничего не было? Промывание желудка. Как акт устрашения или месть за что-то. «Ты знаешь за что». Да, но не хотелось в это верить. Мне казалось, что он простил меня. То есть Эллу… Да и вообще, не способен он на убийство!
«Тебе просто хочется так думать, потому что ты в него…»
— Нет! — ответила я своему внутреннему «я», пока оно не произнесло роковые слова.
— Ты чего? — удивился Саша, стоявший рядом со мной.
Господи, я это вслух сказала… Совсем схожу с ума.
Я глянула на скрепленные листы. Когда я нервно переворачивала страницы, то машинально долистала до последней сцены и
