Наталия Орбенина - Супруг для богини

– Да, вероятно, так и получилось, – промямлил Миронов, – но в столь деликатных вещах человек пока не властен, все в воле Бога!

Ему было неловко, что с его девочкой беседуют о подобных материях.

– Вам неприятно слушать мои откровения, но кто же еще расскажет, что ваш кумир соткан из злого эгоизма, самолюбования. Что душа его холодна, он пуст, как выпитый бокал, ему нечего дать ни вам, ни детям!

– Ну, это вы уж слишком! – рассердившись, Оля встала и отошла к окну. – Позвольте мне самой сделать выводы о характере своего будущего мужа!

– Сделаешь, сделаешь! И вспомнишь меня, старую! – Горская махнула рукой. – Только некоторые вещи вы, доктор, вероятно, углядели и теперь.

– Что вы имеете в виду? – насторожился Николай Алексеевич.

– А то, что Вениамин любит к рюмочке прикладываться, да так, что порой себя не помнит!

– Вы хотите сказать, что известный на всю страну писатель – горький пьяница? – Оля даже ножкой топнула от обиды за жениха. – Но ведь это стало бы известно давно и всем!

– К слову сказать, я подозревал нечто подобное, – тихо заметил Миронов.

Оля растерялась. В какой-то момент и в ее сознание закралось подозрение, но оно быстро рассеялось, ведь совсем пьяным она не видела Извекова никогда. Да и что страшного от одной-двух рюмок водки за обедом?

– Закроется у себя в кабинете и пьет, а все говорит, что работает. А потом не выходит сутками, пока не проспится и хмель не выйдет, – Агриппина Марковна с сожалением посмотрела на девушку.

– Но что вы хотите от творческого человека, если роман не получается да еще жена умирает! – Оля почти плакала.

– Да, тут есть правда. Может, оно и так. Может, с тобой ему лучше жить будет. Дай бог, чтобы у вас все сложилось и получилось! – неожиданно миролюбиво произнесла старая женщина. – Я только порадуюсь, ведь при тебе будут мои внуки! Я оттого пришла, что не посторонний я теперь для тебя человек, будешь растить детей моей Тамары! Люби их, не обижай, и Бог тебя не обидит! Если нужно, я помогу, чем могу. Совесть моя теперь чиста, не упрекнете потом меня, Николай Алексеевич, что сокрыла от вас подноготную. Вот и решайте, как вам быть. А Ольга ваша мне по душе, чистая и светлая, я за деток спокойна, не пропадут! Прощайте, храни вас Господь!

С этими словами она поднялась и тяжело, но с достоинством, двинулась к дверям. Доктор, как вежливый хозяин, поспешил проводить гостью, дочь же его осталась недвижима.

Нет, это все неправда. А даже если и правда, тогда что? Ровным счетом ничего, потому что она любит Извекова больше жизни и он любит ее. Они вместе преодолеют все преграды, они непременно будут счастливы, как же иначе?

Глава 21

Трофимов стоял в церкви и страдал. Обряд шел своим чередом. Публика шушукалась, разглядывая невесту. Большинству гостей она понравилась, хотя, конечно, невозможно было и сравнивать с божественной Горской. Оля превзошла сама себя. В жизни она не была так хороша, как в день свадьбы перед алтарем. Впрочем, это участь всех невест. Пленять, восхищать, заставлять жениха трепетать и родню утирать слезы. Николай Алексеевич крепился, но глаза его пребывали на мокром месте. Вот бы мать порадовалась за дочку. Выйти замуж за известного писателя, кумира Петербурга! Впрочем, жаль Бореньку Трофимова! Золотой был бы для Оленьки муж! А с этим, бог его знает, как все сложится! Да еще чужие дети! Нет, слепа оказалась дочь, не увидеть чувства Трофимова! И ведь набрался мужества, пришел, бедняга, за колонной стоит, чуть не плачет!

Трофимов, притаившийся в укромном углу церкви, и впрямь готов был разрыдаться. Одевшись как и подобает на свадьбу, с цветком в петлице, он мысленно представлял себя на месте счастливца Извекова. Вот он дрогнувшим голосом отвечает на вопрос священника, за ним едва слышен голосок Оли. Вот жених надевает на маленький пальчик в шелковой перчатке заветное колечко, которое навеки связывает их в одно целое. Вот поднимает прозрачную фату, целует нежные губы. Все, свершилось! Оля принадлежит другому, не ему! Невыносимо, немыслимо! Еще утром он уповал на чудо. Вдруг в церкви пожар, или революционеры бомбу бросят и чрезвычайное положение введут, или жених до смерти заболеет, или Оленька образумится! И зачем он приехал сюда душу рвать? Сидел бы в кабаке да водку пил, заливал горе.

Подойти к молодым и пожелать семейного счастья он не решился, духу не хватило. Зачем портить новобрачным настроение в такой день своей кислой физиономией? Однако проводил невесту горящим взором, когда молодожены двинулись из храма. Зазвонили колокола. Оля проплыла мимо в облаке фаты, под которой пряталась высокая прическа из завитых и взбитых светлых волос. Ее глаза сияли, она вся излучала восторг. Окружающие смотрели на нее с умилением. «Вот так выглядит счастье!» – подумал про себя Трофимов. Глядя на невесту, он даже устыдился своего эгоистического порыва. Как он мог на что-то надеяться, если тут такая любовь! Что ж, не судьба! «Будь счастлива, любимая, мне остается только молиться за тебя!» – с этими мыслями молодой человек одним из последних вышел на паперть.

– Боря, дорогой, все-таки пришел! – раздался рядом радостно удивленный голос доктора Миронова.

– Поздравляю вас, Николай Алексеевич, с бракосочетанием дочери! – сдержанно поклонился Трофимов своему учителю.

– Да, голубчик, да! Понимаю, вам нелегко! – Миронов, во фраке и с белым галстуком, похлопал его по плечу. – Но что делать? Может, оно и к лучшему? Впрочем, к чему загадывать, поживем, увидим! Вы когда покидаете нас?

Миронов прекрасно знал, когда уезжает его ученик, потому что сам много способствовал этой поездке. И Борис знал, что доктор знает дату отъезда. Но обоим было неловко, нехорошо друг с другом, ведь надо было о чем-то говорить, а говорить не хотелось.

– Послезавтра еду. Паспорт уже выправил, бумаги собраны, с квартирной хозяйкой рассчитался, нанес последние визиты. Вот этот, можно сказать, визит на Олину свадьбу самый последний.

– Как прибудете на место, оглядитесь, обустроитесь, тотчас пишите! Подробно, с деталями, мне все интересно, все важно! – с излишней горячностью воскликнул Николай Алексеевич.

– Обещаю, – коротко кивнул Трофимов.

Новобрачные между тем сели в нарядную карету, украшенную гирляндами и лентами. Гости поспешили занять свои места в торжественной процессии.

– Ох, надо и мне поторопиться, а то без меня уедут! – засмеялся доктор, глядя, как за краем белоснежного платья дочери захлопнулась дверца кареты. – Ну, прощайте, дружок! Желаю удачи! Бог даст, свидимся!

Они пожали друг другу руки, и Трофимов остался на паперти один. Только сейчас он почувствовал, что на улице холодно. Он поежился, застегнул пальто, поднял воротник, надел шапку. Опять подумал об Ольге. Господи, неужели он теперь обречен думать о ней постоянно, во всякие мгновения своей жизни?