Нора Робертс - Яд бессмертия

— Очень хорошо знаком. Предполагал снять картину с ее участием, неоднократно встречался с ней на протяжении нескольких лет по различным поводам и занимался с ней сексом, когда находил это удобным.

— Оставались ли вы и Пандора любовниками к моменту ее гибели?

— Мы никогда не были любовниками, лейтенант. Это был секс, а не любовь. Сомневаюсь, чтобы нашелся человек, который когда-либо занимался с ней именно любовью или даже предпринимал такую попытку. Если да — значит, он болван. А я себя болваном не считаю.

— Вы ее недолюбливали?

— Ее? — Редфорд усмехнулся. — Мягко сказано! Из всех, кого мне доводилось знать, она меньше всего заслуживала любви. Зато у нее был талант. Не такой большой, как она сама воображала, и далеко не ко всему, однако…

Он развел красивыми руками, сверкнув кольцом — темным камнем в золотой оправе.

— Красота — это ведь совсем несложно, лейтенант. Некоторые рождаются красивыми, другие покупают красоту за деньги. Привлекательная внешняя скорлупа — это сейчас до смешного доступный товар. Но по-прежнему желанный. Смазливая внешность никогда не выходит из моды, но для того, чтобы зарабатывать внешностью, требуется талант.

— Какой талант был у Пандоры?

— О, от нее исходила некая аура! Она обладала какой-то первобытной, даже животной способностью излучать сексуальность. А секс всегда шел и будет идти на ура.

Ева кивнула.

— Только теперь на это нужно иметь лицензию. Редфорд улыбнулся в знак согласия.

— Правительству нужны средства. Но я имел в виду не торговлю сексом, а использование его для того, чтобы лучше расходился другой товар. Так и получается: с помощью секса мы продаем безалкогольные напитки, кухонное оборудование. И модную одежду. Это — вечное сочетание.

— Специальность Пандоры именно в этом и состояла?

— Да. Ее можно было обмотать в кухонную занавеску — и вполне разумные люди были готовы платить, чтобы на нее глазеть. В рекламе она была незаменима. Не существовало такого товара, который Пандора не сумела бы сбыть. Но ей хотелось играть, вот в чем беда! А она могла быть только самой собой — Пандорой.

— Тем не менее вы собирались снять с ней картину?

— Предполагалось, что она сыграет саму себя — ни больше ни меньше. Из этого мог выйти толк. Потом мы стригли бы купоны… Но дело не пошло дальше планов.

— Вы были у нее дома в ночь ее гибели?

— Да, ей не хотелось быть одной. Кроме того, подозреваю, она мечтала утереть нос Джерри: как же, сняться у меня — это победа!

— Как отнеслась к этому мисс Фитцджеральд?

— Удивилась и, наверное, разозлилась. Я, признаться, тоже был зол: мы ведь еще не были готовы обнародовать свои планы. Назревал любопытный разговор, но нам помешали: на пороге появилась молодая особа — восхитительная молодая особа! Та, которую вы арестовали. — Он хитро усмехнулся. — Кстати, пресса утверждает, что вы с ней близкие подруги.

Ева нахмурилась.

— Лучше расскажите, что произошло, когда пришла мисс Фристоун.

— Мелодрама, конфликт, насилие! Вы только представьте… — Он нарисовал в воздухе прямоугольник, подразумевая экран. — Молодая отважная красотка готова принести себя в жертву. Она вся в слезах, бледная, как бумага, отчаяние во взоре. Уверяет, что готова уйти в тень, отказаться от мужчины, который нужен им обеим, — все ради того, чтобы защитить его, не разрушить его карьеру.

Теперь — Пандора крупным планом. На ее лице — гримаса ярости, презрения, она излучает маниакальную энергию. Боже, что за красота! Она — воплощение зла: отказывается довольствоваться предложенной жертвой, жаждет уничтожить соперницу, причинить ей боль. Сначала это душевная боль от грязных ругательств, потом — физическая. Начинается классическая драка: две женщины подрались из-за мужчины. Ту, которая помоложе, окрыляет любовь, однако этого недостаточно, чтобы побороть Пандору, вдохновляемую чувством мести. Да и ногти у Пандоры опасные. Шерсть, что называется, летит клочьями. Наконец двое мужчин — большая часть очарованной аудитории — вмешиваются в конфликт. Одному из них при этом здорово достается.

Редфорд подмигнул и помассировал себе правое плечо.

— Пока я тащил Пандору в сторону, она изо всей силы впилась мне своими клыками в плечо. Признаться, меня самого подмывало ей наподдать. Ваша подружка сбежала, бросив стандартное: «Ты поплатишься!» Но вид у нее был не столько мстительный, сколько жалкий.

— А у Пандоры?

— О, эта кипела энергией! — Сам рассказчик тоже воодушевился. — Она весь вечер была в опасном настроении, а тут сделалась совершенно невыносимой. Джерри и Джастин поспешили откланяться, не слишком заботясь о приличиях, а мне пришлось остаться, чтобы привести Пандору в чувство.

— Вам это удалось?

— Ничуть. Она совершенно озверела, выкрикивала какие-то безумные угрозы. Главным ее желанием было догнать ненавистную стерву и выцарапать ей глаза. Да, еще кастрировать Леонардо. Она вопила, что доберется до него и накажет так, как ему и не снилось. Он не сможет даже торговать пуговицами на углу! Тряпки его изготовления откажутся носить даже бродяги! И так далее в том же духе. Минут через двадцать мне все это надоело, и я навлек на себя ее гнев нежеланием продолжать развлечение. Как она меня только не обзывала! Плевать она на меня хотела! У нее есть проекты получше моего!

— Вы показали, что ушли от нее примерно в половине первого.

— Примерно.

— Она осталась одна?

— Да, слуг она не держала. Ей не нравилось, когда рядом есть люди. Если ей кто-то требовался, она всегда могла его вызвать. Насколько я знаю, в доме не осталось больше ни души.

— Куда вы пошли потом?

— Сюда, заняться своим плечом. Укус был довольно болезненным. Заодно хотел поработать, сделать несколько звонков. Потом я поехал в свой клуб. Потратил пару часиков на сауну и на бассейн.

— Когда вы попали в клуб?

— Часа в два ночи. Точно знаю, что дома был в начале пятого.

— Вы с кем-нибудь встречались, говорили с кем-нибудь между двумя ночи и пятью утра?

— Кажется, нет. Я часто посещаю клуб в ночные часы, так как люблю уединение. В другое время суток там всегда народ.

— Как называется клуб?

— «Олимпус», на Мэдисон-авеню. — Редфорд нахмурился. — Понимаю, у меня проблемы с алиби. Впрочем, при входе в клуб и при выходе я отмечал свою карточку. Таково правило.

— Понимаю. — Ева подумала, что надо будет первым делом проверить эту часть его показаний. — Вы знаете кого-нибудь, кто желал бы Пандоре зла?

— Ах, лейтенант, список получился бы длиной в целую жизнь. — Он снова улыбнулся, показав великолепные зубы. Его глаза смотрели почти весело, но Еве показалось, что где-то на самом дне притаилась угроза. — Правда, сам я в нем не фигурировал бы — просто потому, что она не была для меня настолько важна.