Луанн Райс - Песчаные замки
— Привет.
— Он у себя. — Миссис Хили кивнула на верхние окна. — Я просто… просто… — смущенно пробормотала Реджис.
— Просто думаешь, будто так романтичней, — заключила миссис Хили, улыбаясь все шире, отчего на ее щеках образовались ямочки. — Понятно.
Реджис кивнула, поежилась, смутилась. Задумалась, станет ли когда-нибудь такой, как миссис Хили в мужниной рубашке поверх бирюзового купальника, в шлепках, безмятежно поливающая квадратный метр ярких розовых петуний. Неужели ангст[21] — наследственный дар Салливанов?
— Реджис, — окликнул ее Питер, выскочив из задней двери.
Увидев его она испытала облегчение и чуть не заплакала. Высокий, загорелый, темноволосый, в меру мускулистый, он схватил ее в объятия, прижался губами к ее губам, и Реджис в его руках обмякла.
— В чем дело? Почему ты дрожишь?
— Просто очень рада тебя видеть, — вымолвила она, сдерживая слезы. — Даже не представляешь, какое безумие творится дома.
— По-моему, представляю, — возразил он. — Отец вернулся из тюрьмы.
Она дрогнула, сморщилась, как от пощечины. Заверила себя, что Питер это сказал не нарочно. Он еще не знает отца — никто не знает его, изгнанного с берега.
— Как вчера порыбачили? — спросила Реджис, стараясь вернуть беседу в нормальное русло.
— Выпили много пива, поймали много рыбы, отлично провели время.
Она схватила его за руку, желая из него вытянуть что-то — любовь, понимание, в чем отчаянно сейчас нуждалась. Бросилась бежать — он за ней — по тенистой Каввью-роуд, к эстакаде, где поезда шли вдоль узкой полоски частного пляжа. Под ярко сиявшим солнцем думала, что если удастся остаться вдвоем с Питером, наедине, то к ним вернется чувство, испытанное в волшебный дождливый день.
Взобравшись на берег, они увидели стаю птиц-песочников, вспорхнувших вдоль поднимавшейся приливной волны, и пошли рядом с рельсами мимо заливных болот, позолоченных илом, заросших высокой травой. Глядя вниз, Реджис видела голубоватых крабов, которые копошились на мелководье, прячась в мелкие норки. Перед высоким ржавым железнодорожным мостом сердце ее затрепетало. Мост тянулся над Дьявольской пучиной — речкой в скалистом ущелье с бешеными водоворотами и воронками, образующимися во время прилива.
— Когда следующий поезд? — нервно уточнил Питер.
— Хочешь, чтобы мы в него сели? — спросила она, стиснув его руку.
— Ходить по эстакаде опасно.
— В любом случае вместе погибнем, — сказала она, и он мрачно взглянул на нее.
Они приближались к самому опасному месту. Если поезд пройдет раньше, можно сбежать либо с одной стороны на берег, либо с другой в болото. Но если грохочущий локомотив появится прямо сейчас, останется только прыгать в Дьявольскую пучину. У Реджис колотилось сердце. Раньше она уже прыгала и теперь испытывала неудержимое, бешеное желание.
Питер, озираясь по сторонам и прислушиваясь, не стучат ли колеса, несся во весь опор по высокой узкой эстакаде. Реджис разочарованно наблюдала, желая внушить ему свой восторг. Старые перекладины между рельсами потрескались, сквозь трещины виднелся бурный поток. В Дьявольскую пучину не ныряют даже самые храбрые парни из Хаббард-Пойнт, которые в полночь пробираются по кошачьим тропкам по мосту над рекой Коннектикут, хватаясь, пока руки держат, за тросы, а потом прыгают на глубокую середину реки. Ей хотелось произвести на Питера впечатление, удивить его.
Однако она не решилась. Вскочила на гладкий гранитный валун, откуда они по каменному склону взобрались на вершину, поросшую соснами. Скала даже сейчас была усеяна сломанными ветками, с которых содрал кору сильный морской ветер. На самом пике среди вьющихся лоз и маленьких дубков была пещера индейского вождя. О ней почти никто не знал — отец показал ее миру на снимках. Реджис с Питером перебрались через склон и обнялись в пещере. Ее сердце билось сильно и часто. Питер остолбенел.
— Потрясающе, правда? — спросила она.
— Почему обязательно надо… — начал он и умолк.
— Что?
— Ничего. — Он обнял ее крепче и поцеловал.
Потом они легли на холодные камни, глядя в глаза друг другу, успокаиваясь. Питер прижался губами к ее согретой солнцем коже над ключицей, она ощутила вкус его соленого пота. Хотела прямо здесь и сейчас утонуть в его объятиях, никогда уже не выходить из пещеры.
— Кто был с тобой на рыбалке?
— Целая куча ребят.
— Только ребят?
— Реджис, брось.
— Признайся. Девчонка из Нью-Йорка тоже была? — Возникшее в глубине души беспокойство заклокотало.
— Слушай, я собираюсь не на ней жениться, а на тебе.
— Твоим родителям она нравится больше, чем я?
— Хватит.
— Поэтому они недовольны, что мы собираемся пожениться? — Реджис была не в силах остановиться.
— Ты знаешь, почему. Мы еще слишком молоды. По их мнению, могли бы подождать.
— Твои родители очень счастливы, — проговорила она. — Оба были первой любовью друг друга.
— Угу, но всегда повторяют, что поженились только после окончания юридической школы, — заметил он, обнимая ее и как-то сердито поглаживая по спине.
— Разве это не пустая трата времени? Они все это время могли быть вместе, но не были.
— Ну, наверно, заканчивали учебу и прочее.
— И мы закончим учебу. — Она поцеловала его, а потом отодвинулась, посмотрела в глаза. — А по ночам будем вместе. За завтраком, за обедом и ночью.
— Можно бы обождать… три года до выпуска.
— Три года? — с болью переспросила Реджис.
— Я же не говорю, что это обязательно, — быстро оговорился Питер. — Попросту пересказываю, что родители говорят. Знаешь, они нам помогут деньгами и прочим, но все время задают практические вопросы. Страховка, машина, всякое такое…
Она затрясла головой, отчего из глаз выкатились горячие слезы. Реджис зажмурилась, стараясь их сдержать. Кого волнуют подобные вещи? Разве Питер не знает, что упущенного времени не воротишь? Три года — половина шести; каждый день, каждая минута жизни уникальны, другие их никогда не заменят.
— Когда кого-то любишь, — проговорила она, по-прежнему зажмурившись, едва узнавая собственный голос, — с ним хочешь все время быть вместе. Если очень хочешь, то отбрасываешь всякие практические соображения.
— Реджис…
— Страховка, машина… Кому это нужно? Любовь наполняет мир красками, а потеряв любимых, просыпаешься в черно-белом кино.
Питер погладил ее по щеке, поцеловал в губы, горячие, мягкие. Они слились воедино.
— Можно было сделать это на Литл-Бич, — сказал он, когда они оторвались друг от друга. — Гораздо проще. И не менее красочно.
— Но не так волшебно, — возразила она. — Там не было бы такого уединения, такого вида.
Реджис махнула рукой на вершины деревьев у пролива, на свет, сиявший всеми оттенками синего — лазурным, свинцовым, бирюзовым, кобальтовым, цвета морской волны. На поверхности воды сверкало солнце, в ярком небе медленно кружили белые птицы — чайки и крачки.
— Только… — запнулся он, — зачем ты все превращаешь в какое-то жуткое испытание?
— В какое испытание?
— В прогулку по рельсам над Дьявольской пучиной. В Хаббард-Пойнт куча мест, куда можно пойти. На Литл-Бич, к болотам, даже на кладбище. А тебя всегда тянет к опасности.
Реджис крепко закрыла глаза. «На тонкий лед», по выражению матери. Почему Питер не чувствует сладости и волшебства, как в тот дождливый день?
— Из-за отца? — расспрашивал он. — Потому что он тебя когда-то сюда привел? Откуда такое желание подражать ему?
— Не желание, — шепнула Реджис. — Я и есть такая, как он.
Питер прав. Без отца она этого места не знала бы. Он однажды собрался на эту скалу, чтобы создать здесь скульптуру из камней и сучьев.
— Пап, я с тобой пойду, — взмолилась она. Мать и Агнес сидели на изгибе берега, он повесил фотоаппарат на плечо, готовясь нести инструменты через железнодорожный мост. — Помогу строить замок.
— Знаю, детка, — кивнул он. — И тоже хочу, чтобы ты со мной пошла. Только помнишь, что я говорил? Детям нельзя ходить по рельсам.
И Реджис с содроганием вспомнила. Когда ей было пять лет, отец взял ее на руки, показал на рельсы и рассказал о гибели мальчика, с которым они с сестрой в детстве дружили.
— Тогда и ты не ходи!
— Я взрослый, — объяснил он. — Делаю свое дело. Посмотри на упавший ствол вон там, на камнях. Хочу сегодня поспешить, поснимать до заката. Разве не здорово будет, когда весь Пойнт протянется в заводь?
— Тогда возьми меня!
— Реджис, — сказал он, — не во всякое место отец может взять с собой дочь. Это меня огорчает, но такова жизнь. Я рассказывал тебе о мальчике, которого сбил поезд. Хочу, чтобы ты пообещала никогда, ни в коем случае не ступать на рельсы.
— Не дам, если и ты не дашь, — заявила она.
