Оксана Семык - Капкан на охотника

Чувствую, как при этих словах по мне пробегают мурашки. Кажется, что открой сейчас Константин пошире эту дверь, и я увижу на кровати почерневший и распухший труп Ларисы Геннадьевны. Я передергиваю плечами — наваждение пропадает.

Из прихожей мне видно, как Натусик торопливо роется на письменном столе, заваленном бумагами. Как бы мне хотелось порыться в этих бумагах вместо нее! Но увы!

От нечего делать разглядываю кусочек спальни, где умерла Берсеньева, видимый с того места, где я стою — отсюда можно увидеть только угол туалетного столика с зеркалом.

Какая жалость, что у меня нет милицейских «корочек»! Я бы сейчас ткнула ими в нос Константину Геннадьевичу, строгим голосом сказала бы: «Милиция. Капитан Рощина. Необходимо произвести осмотр. Прошу оказать содействие», — обшарила бы каждый сантиметр, и, я уверена, нашла бы ещё какие-нибудь улики!

Мне просто необходимо попасть на место преступления!

Я изображаю на лице максимум идиотизма, на который способна, и восклицаю:

— А вдруг Лариса Геннадьевна работала над рукописью перед сном перед тем, как… ну… того… и рукопись так и осталась в спальне? Вы разрешите посмотреть?

Согласна. Попытка почти дохлая. Но Константин на удивление легко соглашается:

— Действительно, давайте поищем и там.

Кинув взгляд на мои руки, занятые толстой папкой и сумкой, Курицын добавляет:

— Да вы оставьте это пока тут, — и кивает на стоящее в прихожей трюмо. Я кладу свой багаж на тумбочку под зеркалом и, вновь ощущая сыскной зуд, вхожу вслед за Константином в спальню Ларисы.

Первое, что бросается в глаза, это большой трехстворчатый полированный шифоньер темного дерева в углу. Дверцы его плотно закрыты. Что внутри, разумеется, у хозяев не спросишь. В другом углу, у окна, тот самый туалетный столик с различными женскими мелочами, край которого я уже видела из коридора, перед ним мягкий пуфик. На окне дорогие шторы, на подоконнике цветы.

Ну и, конечно, кровать, лишь кое-как, наспех, накрытая покрывалом, под которым горбится не расправленное толком одеяло. Возле нее прикроватная тумбочка. На тумбочке пара книжек в мягкой обложке, наверное, бульварное чтиво перед сном, пакет из-под сока, грязный стакан, часы-будильник, ещё какие-то мелочи и стопка отпечатанной на машинке бумаги. Очередная рукопись Ларисы или какие-то черновики? А может, переписка с Вениамином? То, что мне нужно!

— Вот они, недостающие главы! — изображаю я радостное удивление, хватая листы и прижимая к груди, не забывая старательно распахивать глаза пошире. — Спасибо вам огромное, Константин Геннадьевич! Вы нам очень помогли.

Я уже собираюсь повернуться и выйти из спальни, но Курициын вдруг, глянув поверх моего плеча, аккуратно прикасается к моему локтю и задаёт вопрос, очевидно, очень мучающий его:

— Скажите… э… Галина Михайловна, — обращается он ко мне, и я чуть не оборачиваюсь назад, чтобы посмотреть, к кому это он обращается, забыв, что я «в образе» Суриковой, но вовремя об этом вспоминаю и изображаю живейший интерес на лице. — Вы случайно не знаете, а вот эти «авторские»… или гонорары, или как вы их там называете… за переиздание романов Ларисы… это я смогу получать в дальнейшем за неё, как её наследник?

Доигрывая роль туповатой секретарши, опять выпучиваю глазки, пожимаю плечами и отвечаю, что об этом лучше узнать у юристов — мое, мол, дело маленькое — всего лишь поручили забрать рукопись. Я изо всех сил стараюсь оставить у этого мужчины впечатление, что ничего серьезнее мне поручить ни в коем случае нельзя.

— А-а-а, — разочарованно протягивает Константин Геннадьевич. — Но вы телефон издательства оставьте, пожалуйста, на всякий случай.

— Да, разумеется, — я отрываю небольшой уголок от одного из листов, которые держу в руках, поискав глазами, обнаруживаю на туалетном столике карандаш для глаз, нацарапываю им номер, сую этот клочок бумаги в руки собеседнику и выскальзываю из спальни, крепко сжимая свою добычу.

Мадам Курицына, оказывается, уже ждет нас в коридоре со стопкой исписанной на машинке бумаги в руках.

— Я не знаю, здесь ли то, что вы ищете, — говорит она каким-то очень уж злым, не по обстоятельствам, голосом. — Там на столе столько всяких бумажек!

Я тоскливо смотрю на эту кипу, страстно желая порыться и в ней, но понимаю, что только что сообщила хозяину об обнаружении искомого, так что я лишь издаю благодарный писк:

— Спасибо, мы уже нашли недостающие главы.

«Зайка» фыркает, с грохотом бросает собранные ею бумаги на трюмо как раз на то место, с которого я только что цапнула свою сумку и папку, и брезгливо отряхивает платье наманикюренной лапкой.

Торопливо прощаюсь и пулей вылетаю из квартиры, чувствуя на себе взгляды обоих хозяев.

Дверь захлопывается за моей спиной и снова щелкает замок.

Я замираю. Вот ведь в ходе этого шпионского визита у меня мелькнула какая-то догадка, но тут этот корыстный братец встрял со своим вопросом про «авторские», и догадка тут же потухла в моём мозгу.

Глава 30

Я уже поднимаю ногу, чтобы начать движение в сторону лестничного марша, и тут до меня сквозь дверь доносится визгливый женский голос. Слов я не разбираю. Воровато оглянувшись, я, нимало не мучаясь совестью, приникаю ухом к двери возле косяка на уровне замка.

Голос произносит еще одну фразу на повышенных тонах, но слов по-прежнему не вычленить. В ответ что-то бубнит Константин, а затем голоса становятся тише, и больше разобрать ничего нельзя.

А у Курициных, оказывается, в семье матриархат! Интересно, что не понравилось Натэлле Николаевне: мой визит в спальню наедине с ее мужем или то, что он отвечал на мои расспросы? Скорее всего, взыграла именно ревность. Я бы на ее месте за такого мужика двумя руками бы держалась: богатый, еще довольно видный, судя по всему, поддается дрессировке — тут любая «зайка» закроет глаза на «куриную» фамилию.

В этот момент я осознаю, что по-прежнему стою в позе вопросительного знака, припав ухом к берсеньевской двери. Как же низко я пала! Подслушиваю чужие разговоры!

Однако вместо приступа совести меня охватывает какое-то бесшабашное веселье: вот это приключение в моей скучной жизни! Но мою веселость как рукой снимает от следующей мысли, мелькающей в мозгу: какого черта я дала реальный телефон редакции? Ведь брат Ларисы наверняка будет туда звонить. Остается надеяться, что мой визит и мою личность он сочтет настолько малозначительными, что не упомянет про них.

Внизу хлопает входная дверь в подъезд. Пора смываться, пока соседи не «срисовали» меня, «греющую уши» под дверью квартиры, в которой недавно погибла хозяйка.