Нора Робертс - Очищение смертью

– Нет, дело не в этом. Что еще?

– Нет никакого «еще».

– Нет, есть. – Небрежно прислонившись к спинке дивана, Рорк отпил еще вина. – Но время у меня есть, я подожду, пока ты не перестанешь мучиться в одиночку и не скажешь мне.

– Почему бы тебе не заняться своими делами? Почему ты непременно должен совать нос в мои дела?

Он знал, что разозлить ее – кратчайший путь к сути дела, и нарочито резко ответил:

– Моя жена – это мое дело.

Будь ее глаза оружием, он был бы уже мертв.

– Можешь подавиться этим «моя жена». Я коп, меня дело ждет. К тебе оно, как ни странно, не имеет никакого отношения. Так что вали отсюда.

– Как это «не имеет отношения»? Черта с два!

Ева со стуком поставила свой бокал на столик и направилась к двери. Рорк загородил ей дорогу. Ее кулаки сжались сами собой.

– Ну давай! – задиристо бросил он. – Вмажь мне!

– Надо бы. Препятствуешь правосудию, приятель.

Рорк с вызовом наклонился к ней.

– Арестуй меня.

– Тебя это дело не касается, черт бы тебя побрал, так что уйди с дороги и дай мне спокойно поработать.

– Нет, нет и нет. – Рорк схватил ее за подбородок и крепко поцеловал в губы. – Я люблю тебя.

Ева высвободилась рывком, но он успел заметить ярость и бессильную досаду в ее лице.

– Грязно играешь. Удар ниже пояса.

– Все верно. Врежь мне, я ублюдок.

Ева потерла обеими руками лицо, пригладила – безуспешно – все еще влажные волосы. В сердцах пнула ногой кресло. «Это уже прогресс», – подумал Рорк. Он взял ее бокал, подошел и передал ей.

– Это не имеет никакого отношения к делу, хорошо? Просто я разозлилась, потому что это сидит во мне занозой.

– Ну так вытащи из себя занозу. А то, выходит, это ты у нас препятствуешь правосудию.

Ева медленно отпила вино, глядя на него поверх бокала.

– Может, ты и ублюдок, но уж больно хитрый. Ладно. Ладно. Мы проверили кое-какую информацию.

И Ева рассказала ему о Соласе.

– Вот я и думаю: этот Лино или как там его зовут, скорее всего, он убил Флореса. Хладнокровно, с заранее обдуманным намерением. Он был убийцей.

– Ты это установила?

– Он был членом «Солдадос». Была когда-то жуткая банда в испанском Гарлеме. На его теле была их наколка, он ее свел, когда заступил на место Флореса и украл его удостоверение. Банда «Солдадос» распалась больше десяти лет назад, но в свое время они наводили ужас на Нью-Йорк, а его татуировка означает, что он там верховодил и кровь проливал. У него был знак убийства банды «Солдадос», значит, он убивал. Хотя бы однажды.

– Да, я понимаю. Нелегко это, когда убитый сам убивал, верно?

– Может быть. Но он хоть что-то сделал для этой девочки. Вышиб все дерьмо из Соласа, защитил девочку. Никто не смог, да и не хотел ее защитить. А он помог ей выбраться, вытащил ее оттуда.

«Тебя никто не вытащил, – подумал Рорк. – Тебе никто не помог. Ты сама себя вытащила».

– Мы поехали поговорить с матерью девочки. Надо было проверить, не причастна ли мамаша или – через нее – сам насильник-папаша к убийству Лино. – Ева сунула руки в карманы, расхаживая по комнате. – Это не она и не могла быть она. Я это сразу поняла, стоило мне только ее увидеть. Сидит и трясется. Пришла полиция, так она сразу подумала, что ее муженек сбежал из «Райкерс». Мне хотелось закатить ей оплеуху. – Ева остановилась и закрыла глаза. – Оплеуха обиднее, чем удар кулаком. Мне хотелось закатить ей оплеуху, и я это сделала, только не рукой, а словами.

Рорк промолчал: решил дать ей высказаться до конца.

– Она же была там, в своем доме, со своими детьми, черт бы ее побрал. – Голос Евы звенел болью, гневом, горечью. – Она была там, когда этот сукин сын день за днем насиловал ее дочь. Она позволяла ему избивать себя, ладно – это ее дело. Но она ничего не сделала, чтобы помочь своей дочери. Ровным счетом ничего. «Я не знала, я не видела, о, моя бедная девочка». Я этого не понимаю. Как она могла не видеть? Как она могла не знать?

– Я не знаю, – тихо отозвался Рорк. – Может быть, некоторые не видят, не хотят знать того, что не могут вынести.

– Это не оправдание.

– Нет, не оправдание.

– И я знаю, что этот случай не похож на мой. Моя мать меня ненавидела, я ей мешала самим фактом своего существования. У меня почти не сохранилось воспоминаний о ней, но это я помню. Будь она там, на месте, когда он меня насиловал, она бы пальцем не шевельнула. Ей было бы наплевать. Это не одно и то же, но… – Ева остановилась и потерла глаза кулаками.

– …но ты об этом вспомнила, – закончил за нее Рорк. – Эта женщина заставила тебя вспомнить. Как будто все происходит сейчас, а не давным-давно.

– Да, наверное.

– А может, ей было еще хуже. Этой девочке. Наверняка ты об этом подумала. Ей было еще хуже, потому что рядом был кто-то, кто должен был видеть, знать, прийти ей на помощь.

– Да. – Ева уронила руки. – И я ничего не могла с собой поделать. Я ненавидела эту жалкую, никчемную, запуганную женщину. В душе я уже начала начислять очки убитому, хотя подозреваю… да нет, к черту, я твердо уверена, что он сам был убийцей.

– Начислять ему очки за то, что он поступил правильно, это еще не значит оправдывать все остальное, Ева.

Немного успокоившись, Ева вновь взяла свой бокал.

– Это сидит во мне занозой, – повторила она. – А потом, позже, ко мне приходил священник. Настоящий священник. Лопес. В нем что-то есть.

– Подозрительное?

– Нет-нет. Интересное. Привлекательное. – И вдруг до нее дошло. Вылетело, как бейсбольный мяч с дальней стороны поля, и шарахнуло прямо по голове. – Он похож на тебя.

Будь это настоящий бейсбольный мяч, отскочивший от ее головы и ударивший ему в лицо, и тогда Рорк не был бы так поражен.

– На меня?

– Он точно знает, кто он и что он, принимает себя таким, как есть. Он крутой и любого насквозь видит. Но Лино сумел его обмануть, и он не может себе этого простить. Он берет на себя ответственность. Нарушил правила, чтобы сделать то, что считает правильным. Принес мне записи о крещениях в приходе, хотя его начальство хотело затянуть вопрос с выдачей. Он выдал мне эту информацию через их головы: у него своя голова на плечах. А потом я его спросила – это не имело отношения к делу, сама не знаю, зачем я спросила, – чем он занимался перед тем, как стал священником.

Теперь Еве пришлось сесть, и она села, чтобы рассказать Рорку о Лопесе и об Анне-Марии.

– И ты опять вспомнила о себе, о том, как ты была беспомощна и беззащитна, пока твой отец избивал и насиловал тебя все эти годы. Более того, ты вспомнила о Марлене, дочери Соммерсета, – добавил Рорк.

– Господи! – Взгляд Евы затуманился от воспоминаний о кошмарах. – Я как будто видела все своими глазами, пока он мне рассказывал. И я видела себя в тот последний раз, в той комнате, когда он сломал мне руку и насиловал меня, а я обезумела и зарезала его. Я видела Марлену… Как это было ужасно, когда эти мужчины захватили ее, чтобы достать тебя, как они пытали, насиловали и убили ее.