Чарльз Вильямс - Бриллиантовое бикини

— Как мило с его стороны, — ухмыльнулся папа. — Истинный демократ, а?

— Можно его оставить, па?

— Там видно будет, — отрезал он. — Только не приставай. У меня и так забот полон рот.

Зиг Фрид принялся вылизывать сковородку. Похоже, топленый жир пришелся ему по вкусу. Уже стемнело, и костер под деревьями потрескивал так уютно. Я вытащил из прицепа спальник, раскатал и растянулся на нем, а Зиг Фрид свернулся калачиком у меня под боком. Мне страсть как хотелось оставить его у себя. Папа откупорил очередную бутылку пива.

— А что такое Голливуд-Парк? Мы там уже бывали? — спросил я. Мы столько больших городов объездили, что я им уже счет потерял.

Папа покачал головой.

— А почему нет?

— Потому что для этого надо пересечь весь Техас.

— А что такое Техас, папа?

— Что такое Техас? Ну, я тебе скажу. — Он зажег сигарету и вытянул ноги. — Техас — это самая большая область в мире без единого ипподрома, не считая Тихого океана. Я много лет мечтал добраться до Голливуд-Парка и Санта-Аниты, но у меня никогда не было столько денег, чтобы проделать весь путь через Техас одним махом, а только так и можно его преодолеть. Как-то раз, еще до твоего рождения, я покинул Оуклоун-Парк, добрался аж до Тексарканы и рано утром, собравшись духом, рванул через Техас. Но чем больше я об этом думал, тем сильнее малодушничал, и миль через пятьдесят окончательно сыграл труса, повернул обратно и больше уж не пытался. — Он глядел на огонь и вздыхал, тихонько покачивая головой. — Быть может, теперь я уже слишком стар, чтобы снова рискнуть. Для этого надо либо быть молодым и полным задора и готовности терпеть любые невзгоды, либо иметь кучу денег. С Техасом дурака не поваляешь. Там в какую сторону ни глянь, на тысячи миль ни одной скаковой дорожки. И коли совсем на мель сядешь, придется устраиваться на работу или что похуже. Нет, это не безопасно Я видел, что он и впрямь серьезно озабочен. Каждый вечер, когда мы останавливались на ночлег, он доставал дорожные карты и линеечкой измерял расстояние и подсчитывал оставшиеся деньги. Но, как ни крути, выходило все одно и то же. Мы сядем на мель в местечке под названием Пайот, на полпути между городами Фэрграундс и Голливуд-Парк.

— Нет, черт побери, ничего не выйдет, — сказал он как-то поздно ночью. — Номер не пройдет. Мы застрянем посреди Техаса, будь уверен. Единственное место, где мы можем отсидеться, покуда осенью не откроются скачки в Фэрграундс, это ферма Сагамора.

Я завопил от радости и стиснул Зига Фрида в объятиях, а он тявкнул и лизнул меня в ухо. Вот так мы и поехали к дяде Сагамору.

Глава 2

Папа уже давненько не бывал на ферме, поэтому едва мы свернули с шоссе на проселок, ему пришлось расспрашивать, как туда проехать. Мы притормозили у маленького, без пятнышка краски деревянного домика. Напротив стоял бревенчатый амбар, а какой-то мужчина гонялся по двору за поросенком. Услышав вопрос, он остановился и, сняв шляпу, вытер лоб красным носовым платком.

— Сагамор Нунан? — переспросил он странным голосом, словно бы дивясь.

— Ну да, — подтвердил папа.

— Вы что, в самом деле собираетесь к Сагамору Нунану? — Тот все ушам не верил.

— А что тут дурного? — Папа начинал уже злиться. — Он ведь еще там живет, разве нет?

— Сдается мне, да, — кивнул тот. — По крайней мере, я не видел, чтобы его оттуда выдворяли.

— Ну и как тогда нам туда проехать?

— Что ж, держитесь прямо по этой дороге. Гравий скоро закончится, и пойдет все больше песок, но ничего, проедете даже с этим вашим прицепом. Как взберетесь на пологий песчаный холм, увидите колею, ведущую налево, к навесным воротам. Оттуда еще с четверть мили, и, ежели ветер будет встречный, вы и сами учуете. — Он снова отер лицо. — А коли встретите какие машины оттуда, лучше посторонитесь — они, верно, будут мчать как угорелые.

— Мчать как угорелые? — повторил папа.

— Угу. Шериф-то наш обычно бывает здорово зол после того, как съездит туда. Просто рвет и мечет. Трех поросят мне уже сбил в этом году — Да, плохо дело, — протянул папа. Мужчина тряхнул головой:

— Собственно говоря, я потому и гоняюсь за этим кабанчиком. Двое шерифовских парней вот-вот проедут обратно, так что мне лучше бы привязать его, пока худа не вышло. У них тяжелая рука на поросят.

Папа поблагодарил его, и мы поехали дальше.

— А что он имел в виду — “вы и сами учуете”? — спросил я.

Папа-с отсутствующим видом покачал головой. Похоже, задумался о чем-то.

— Кто знает. С Сагамором никогда ничего не скажешь толком.

Мы въехали на гряду холмов, поросших соснами. Машина с натугой волочила прицеп по песку, мотор аж весь раскалился. Когда мы перевалили за гребень и начали спускаться вниз, то заметили другой автомобиль. Он стоял на небольшой прогалинке справа от дороги, как раз за поворотом. Деревья там расступались, и видно было дно пересохшей речки у подножия холмов. На крыше машины, свесив ноги на капот, сидел какой-то мужчина в белой шляпе и с биноклем, прямо как на скачках. Папа нажал на тормоз и остановился, а тот тип выпустил бинокль, повисший на ремешке у него на шее, и уставился на нас. Я попытался углядеть, что это он там высматривает, но вокруг виднелись лишь поля да деревья.

— Что ищете? — полюбопытствовал папа. Внутри машины оказался еще один мужчина, и тоже в белой шляпе. Он вылез наружу и переглянулся с первым.

— Самолеты, — отозвался тот с крыши.

— Вправду? — удивился папа.

— Безусловно. Мы из противовоздушной обороны, — подтвердил второй и ухмыльнулся, сверкнув золотым зубом. — Вдруг русским взбредет в голову полететь этой дорогой. А вы, ребята, куда путь держите?

Папа с минуту задумчиво глядел на него.

— В аэропорт, — доверительно сообщил он наконец. — И если встречу русский бомбардировщик, непременно дам вам знать.

Отыскав колею влево, мы проехали сквозь ворота из колючей проволоки и, чуть спустившись по склону среди деревьев, внезапно увидели ферму дяди Сагамора.

Тут-то мы и почувствовали эту вонь.

Папа ударил по тормозам, и мотор заглох.

— Милостивый Боже, — ахнул он, — это еще что?

Зиг Фрид заскулил и заерзал на заднем сиденье. Папа снял шляпу и, задыхаясь, принялся ей обмахиваться. Минуту-другую спустя вдруг стало полегче, и мы снова смогли дышать. Наверное, ветер, на наше счастье, подул в другую сторону.

— Воняет оттуда, — говорит папа. — Прямо от дома.

— Как ты думаешь, что это сдохло? — спрашиваю я.

Папа покачал головой:

— Ничего не могло настолько сдохнуть. Мы дружно поглядели на ферму. Справа виднелся бревенчатый сарай, а прямо перед нами, в тени большущего дерева, стоял дом, весь серый, наверное старый-престарый, и тоже некрашеный. Спереди торчало широкое крыльцо. Над крышей вился белый дымок из трубы, но самого дяди Сагамора нигде не было видно.