Барбара Майклз - Тени старого дома

Однако когда Джо стал предпринимать попытки заигрывания, ему удалось пробудить во мне интерес. Но тут произошло то, чему я не могу найти объяснения.

Внезапно на меня нахлынуло отчаяние. Все отрицательные эмоции, которые я когда-либо испытывала, собравшись и усилившись, нависли надо мной огромной всеобволакивающей тучей. Я ослепла и передвигалась на ощупь, мой рот исказился гримасой страха, мои уши оглохли от собственного крика. Мне показалось, что это длилось всего несколько секунд. Когда я вышла из этого состояния, то обнаружила, что стою, вцепившись пальцами в Джо, а лицо мое мокро от слез. Мой нежный возлюбленный принял сидячее положение и дал мне хорошего пинка. Я увидела его лицо сквозь слезы, покрывающие стекла моих очков, его выпученные от ужаса глаза, устремленные к двери. Его рот вытянулся в прямую уродливую линию, а рука поднялась.

– Не надо, – сказала я, ловя ртом воздух. – Я в порядке. Я... Пожалуйста, не надо, Джо. Дай мне минуту.

Джо скользнул к противоположному краю кушетки и с оцепенением наблюдал, как я искала носовой платок, чтобы привести себя в порядок. Конечно же, этой вещи у меня не нашлось. Через секунду Джо вскочил на ноги и принес коробку с бумажными носовыми платками. Снова садиться он не стал. Он стоя наблюдал, как я протираю лицо и вспотевшие ладони и шарю в поисках очков. Надев их, я почувствовала себя не такой беспомощной, и беззащитной.

Подобно благородному рыцарю на поединке, ожидающему, пока его соперник придет в себя, Джо наконец решил, что теперь я готова возобновить сражение.

– Что за дьявол в тебя вселился? – потребовал он ответа.

– Теперь уже все, – я обхватила руками голову. – Теперь прошло. Боже мой, как это было ужасно! Я так испугалась, так...

И тут я остановилась – я, с моим, как я думала, даром умеренного красноречия, я, искушенная в остротах и красотах давних английских литературных традиций, не могла найти слов, чтобы описать то, что я испытала.

– Ты помнишь, что ты говорила? – спросил Джо. – Ты помнишь, что ты делала?

Словно немая, я покачала головой. Нужные слова все еще ускользали от меня, подобно порхающим в темноте ночным бабочкам, уклоняющимся от расставленной для них сетки.

– Ты постоянно повторяла: «Не уезжай, пожалуйста, не покидай меня», – сказал Джо.

Для ответа я нашла не те слова, что нужно: не милые порхающие бабочки, а жалящие осы:

– Как это трогательно!

– Да? А вот это трогательно тоже?

Жестом, достойным миледи, открывающей свое клейменое плечо, Джо сорвал с себя рубашку. Его грудь покрывали кровавые пятна.

– Я не знаю, что со мной случилось, – сказала я слабо.

Джо присел на край кушетки. Он наблюдал за мной, как за опасным зверем, ловя каждое угрожающее движение. Но вместе со страхом в его взгляде присутствовали явные признаки самодовольства.

– Я не думал, что ты настолько взволнована моим отъездом, – сказал он. – Почему ты не говорила об этом раньше? Ты молчала, как проклятая...

– Я не очень взволнована.

Я могла сказать это более тактично, но в тот момент я больше думала о состоянии своей головы, чем о Джо. Я припоминала истории о людях, теряющих память, страдающих эпилепсией, не помнящих, что с ними происходило во время припадков.

– Может быть, тебе стоит показаться врачу? – предложил Джо.

Я уже сама думала об этом. Но поскольку это предложил Джо, мне захотелось ему возразить.

– Тебе самому нужен доктор, – сказала я со слабой улыбкой. – Смажь йодом эти царапины.

– Да. Конечно. Послушай, Энн, я серьезно. Может, кому-нибудь нужно остаться с тобой. Я имею в виду...

– Я знаю, что ты имеешь в виду.

– Не знаешь! Если ты думаешь, что я подразумеваю...

– Ну, что ты подразумеваешь?

Еще несколько обменов репликами такого рода – и мы бы стали кричать друг на друга. Ссора развивалась старыми знакомыми путями, и она закончилась бы так, как заканчивались все наши ссоры. Но она не получилась точно такой же. Я не могу упрекнуть ни Джо за то, что он отступил, ни себя. Переходить на грубость мы боялись. Мы оба боялись, что когтистая и слезливая история повторится.

Я очнулась от короткого тяжелого сна и обнаружила, что в комнате темно, а Джо рядом нет. Выразительные звуки плещущейся воды из ванной говорили о том, где он находится, и я, заставив себя слезть с кровати, пошла готовить кофе. Когда я шла мимо ванной комнаты и взглянула в зеркало, то увидела, что мои глаза глубоко запали и стали так же невыразительны, как и у моих тезок.

Джо никогда много не спал, и ночь, прошедшая без новых вспышек, полностью восстановила его силы. Я же была опухшей от бессонницы и не могла ответить на его раздражающую бодрость ничем, кроме апатии. Я накормила его завтраком, приготовив яичницу в последней чистой сковородке, и выпила три чашки кофе. Подкрепившись таким образом, я надеялась, что смогу съездить в аэропорт и обратно.

Мы позаимствовали автомобиль у одного из моих друзей и поэтому находились наедине до самого последнего момента. Поездка прошла почти в полном молчании. Мы прибыли раньше назначенного часа, но Джо не захотел задерживаться.

– Терпеть не могу слоняться по аэропорту, повторяя разные глупые вещи снова и снова, – сказал он мрачно. – Давай попрощаемся. До встречи.

– Хорошо, – согласилась я.

Джо неуклюже обнял меня и поцеловал в паре дюймов от моих губ. Прежде чем я могла ответить ему и обнять, он развернул меня и слегка подтолкнул. Я, пошатываясь, сделала несколько шагов, прежде чем ощутила равновесие. Когда я обернулась, он уверенным шагом направлялся к воротам.

Я вышла из здания и села в автомобиль. Самолеты садились и взлетали. Наконец огромный серебристый монстр взмыл в небо при реве реактивных моторов, и я решила, что Джо находится в этом самолете. Я наблюдала, как он сделал круг и стал набирать высоту, пока не превратился в точку на небе. Воздух был уже теплым и влажным. Наступал новый жаркий день.

III

Я могла бы снова лечь в постель, но знала, что не усну. У меня было два неприятных дела, и я выбрала то, которое мне казалось менее неприятным. Читать экзаменационные работы я могла, по крайней мере, сидя.

Часом позднее я сидела, все еще вглядываясь в первое предложение первой работы. Оно гласило: «Джон Китс родился в 1792 году». Даже дата была ошибочна. Я боялась, что если возьму свой красный карандаш и исправлю дату, то начну писать корявые и нелицеприятные замечания. Поэтому я сидела не двигаясь, удивляясь, как это первокурсники могут начинать работу словами:

«Тот-то и тот-то родился в...» Самолет Джо подлетал уже к побережью океана. Был хороший день для полетов – ни одного облачка на небе.