Последняя осень. Буря (СИ) - Пырх Дарья
– Не нагнетай, Глебыч, – сказал Кирилл. – Пусть перваки надрываются.
– Согласна, у нас третий курс, семь экзаменов, практика, – неожиданно поддержала Динара. – Жить некогда. Пусть эксплуатируют тех, кто помладше.
– Хорошие из вас друзья, – фыркнула Маша.
– Точно, – обиженно насупилась Настя.
– Не боись, малая. Тебя отмажу.
– Ты лучший!
Маше стало неловко, будто она подсматривала за чем-то очень личным. Ей никогда не нравились отношения напоказ, похожие скорее на глупое реалити-шоу, чем на искренние чувства.
Динара закашляла. Глеб оторвался от Насти, спросил с довольным видом:
– Рыжий поедет?
– Не знаю, – нахмурился Кирилл.
– До сих пор не общаетесь? – удивился Глеб. – Вы же с ним были братанами, вместе зависали.
– Уже нет.
Об их ссоре ходило множество слухов. Поговаривали, что Женя увел у друга девушку, обманул на деньги, подставил. Маша знала причину конфликта, но молчала, чтобы не распускать сплетни.
– Надо уметь прощать, Кирюх, – менторским тоном посоветовал Глеб.
– Обида забирает много ресурсов, – с видом мудреца проговорила Настя, взяв вейп. – Негативные эмоции делают нас слабее, мешают быть в потоке. Хочешь, дам номер психологини?
Кирилл качал головой, Динара щурилась, отгоняя от себя пар. Маша смотрела на завесу, пахнущую вишней, припоминала разговор на кухне, распахнутую форточку, сигарету в тонких пальцах и чужие слова: «Я ж не школьник, чтобы покупать электронку». Незаметно та смесь запахов никотина, ментоловой жвачки и геля для душа стала для нее родной. Она боялась признаться, что скучала, ждала сообщения или звонка, перед сном представляла зеленые глаза, смешные завитки на темной макушке, вечно бледную кожу, слегка хриплый голос. Ее счастье было нелепым, но все-таки настоящим.
– Ты чего? – спросила Динара, помахав ладонью перед лицом Маши.
– Задумалась.
– Голубки ушли, можно выдохнуть, – фыркнула Динара.
– Еще вернутся, – обреченно проговорил Кирилл и достал термос.
С дороги послышался шум. Маша повернулась, ожидав увидеть туристический автобус. Под знаком запрещенной парковки остановилось белое маршрутное такси. Хлопнув дверью, коренастый водитель нахлобучил меховую фуражку, накинул советскую дубленку и побрел к университету. Приблизившись, он задрал рукав, указал на часы со стершейся позолотой, по-деловому произнес:
– Машинку заказывали на шесть. Где Захар Владимирович?
– Едет, – лаконично ответил Кирилл.
– Вы нас повезете? – ахнула Динара. – На этом?
– Домчу с комфортом, – широко улыбнулся мужчина, блеснув металлической коронкой на левом клыке.
– Можно погреться? – вежливо спросила Маша.
– Конечно-конечно. Устраивайтесь, ребятки.
В салоне воняло шашлыками. Черная обивка была засаленной, на окне висела картонка с названиями остановок. Динара уверенно пробиралась к последнему ряду, таща за собой тарахтящий чемодан. Маша села справа, расстегнула куртку, провела ладонью по заиндевевшему стеклу. В детстве она обожала рисовать узоры в автомобиле отца, вместо палочек и кружков воображала свою семью. Обычно родители ее не замечали: папа ругал пробки и неумех, мама жаловалась на проблемы. Только радио как по волшебству ставило ее любимые песни, пока не включался надоевший шансон.
– О нет, – посетовала Динара, придерживая чемодан и указывая на Глеба с Настей.
Те сели прямо перед подругами. Слева от парочки развалились рыжий Женя и грузный Михаил. Заметив их, Кирилл резко повернул назад, едва не ударил бородатого студента, затем протиснулся в первый ряд. Маша тяжело вздохнула и спросила у Динары:
– Как считаешь, бывает вечная дружба?
– А?
Пришлось повторить вопрос.
– Нет, – ответила та, продолжая пялиться в телефон.
– Я где-то читала, что человеческие отношения как нитки: у кого-то прочнее, у кого-то тоньше. Если оба прикладывают усилия, то ничего не помешает.
– Звучит сомнительно. Куча историй, когда люди были не разлей вода, а потом разругались.
– А любовь? Тоже недолговечна?
– Ты чего? Бортников снова накосячил?
– Просто скажи, – попросила Маша, глянув влево.
– С романтикой куда хуже. Максимум три года, если повезет – пять. Расстаются из-за бытовухи, измен, непонимания. Иногда, наоборот, прозревают. Допустим, девушка встречается с безработным алкашом-наркоманом, влезает в долги, разочаровывается в парнях, а после разрыва радуется без памяти.
– Ты очень прозрачно намекнула.
– Поверь, мне не хочется говорить: «Я была права», – но Бортников же – красный флаг. Что в нем особенного?
Маша уставилась на свои коленки.
– Наверное, он добрый.
Получилось нервно и глухо. Динара хотела что-то сказать, но отвлеклась на запыхавшегося водителя. Тот, словно капитан, внимательно рассматривал пассажиров, бормотав:
– Все влезли? Молодцы, а то бы ехали стоя.
– Это же запрещено, – раздалось спереди.
– Давайте вы не будете умничать, мальцы.
Маша смахнула с куртки невидимые пылинки, решив: «Глупо раскисать. Мне не четырнадцать, чтобы страдать из-за парня». Ее первая влюбленность обернулась драмой. По Владу вздыхали все восьмиклассницы. В перерывах между соревнованиями по плаванию он участвовал в рэп-батлах, ходил на забивы, встречался с выпускницами. Завидев его в коридоре, Маша бледнела, краснела, неловко двигалась, как героиня из вампирской саги. Однажды на субботнике они поговорили о наглых учителях. Влад назвал ее милой, добавил в друзья, но не завел диалог. Набравшись смелости, она написала ему в аське: «Ты мне нравишься. Пойдем гулять?» Тот лишь посмеялся. Обида, грусть, разочарование вдохновили на отдельный плейлист с депрессивными треками. В такие моменты оставалось только загадочно сесть на подоконник, посмотреть на хрущевки и выпить растворимый кофе, думая о потраченных на него лучших днях своей жизни…
Повеяло холодом. В маршрутку влетел взъерошенный Леонид. Модная стрижка, похожая на прическу анимешного капрала, сильно растрепалась. Распахнутый пуховик повис, как плащ, свитер, будто снятый с солиста «Вектора паза», задрался, клетчатая рубашка вылезла из-под зеленых штанов.
– Полегче, парень, – угрюмо пробасил шофер.
– Извини, мужик, – ответил Леонид со свойственной ему невозмутимостью.
Проигнорировав ворчание, он пролез мимо громилы, поправил одежду и плюхнулся напротив Динары.
– Тебя тоже заставили? – спросила она без тени сочувствия. – Вас же, географов, никогда не трогают.
– Сам записался, – ответил Леонид.
– Зачем? – удивилась Маша.
– Соскучился по природе. Давно там не был.
Маша кивнула, хотя не слишком тосковала по загородным пейзажам. Для себя она давно решила, что это своеобразная романтика для «бумеров», не знающих в своей жизни иных развлечений. Ее родители часто любили выезжать в лес со своей компанией, брали дочь с собой, но из-за неожиданного отсутствия коннекта с людьми за сорок подобные мероприятия обычно воспринимались как скучная пытка с непрекращаемым желанием поскорее вернуться домой. К тому же на природе, как правило, было множество насекомых, которые привносили еще больше дискомфорта в без того болезненную дорогу страданий. Маша даже поймала себя на мысли, что у зимы есть один объективный плюс: комаров в лагере точно не будет.
Перед студентами, как герой из блокбастера, предстал Захар Владимирович. По сравнению с другими преподавателями он был симпатичным, довольно молодым. Некоторые поклонницы сравнивали его с голливудским актером, однако, к их печали, он хранил верность жене. «Выглядит усталым», – отметила Маша.
– Доброе утро, коллеги. Проведем перекличку.
Сняв перчатки и расстегнув пальто, он пригладил аккуратные светло-каштановые усы, монотонно зачитал фамилии. Девушка вспомнила, как писала у него статью по скучной теме, а позже попала на научную конференцию, проходившую в другом городе. Университет забыл оплатить отель. Если бы не Леонид, собрат по несчастью, пришлось бы ночевать на улице. С тех пор она перестала восхищаться Захаром Владимировичем и утратила интерес к криминалистике. Часть разделов, таких как «Способы обнаружения улик», «Методы расследования убийств», «Тактика ведения допроса», она изучила на практике, отнюдь не учебной.
