Лариса Шкатула - Наследство в глухой провинции

Впрочем, угрызения совести меня не мучают: мы с самого начала договорились с Олькой, никогда не спать с мужиками ради дела. Близкие отношения Кривенко с банкиром Левой просто удачное совпадение.

А вот сегодняшний выпад в адрес моего бойфренда уже, кажется, ритуал. Я не могу доказать подруге, что вовсе не содержу Николашу, как она считает. Несмотря на всю субтильность, мужское начало в Коле Дольском чрезвычайно развито. Он их тех — бедных, но гордых. При малейшей моей попытке оплатить какое-нибудь наше с ним совместное мероприятие он злится и рычит: «Не оскорбляй меня, я не альфонс!»

Что поделаешь, Коля не из тех, кого любят деньги. Не то что бы он полный неудачник, но у него, по-моему, хроническая черная полоса. Что бы Дольский ни задумал — а мозги у парня неплохие, — все срывается в последний момент. Несмотря ни на что, он не сдается, а на мой взгляд, неудачники — прежде всего нытики. Уже за несгибаемость Дольского стоит уважать. Мне остается лишь подбадривать его изо всех сил.

И вообще Коляша — джентльмен до мозга костей. Моя бабушка говорила про таких, как он: «На последнюю пятерку найму тройку лошадей!» Он может истратить последние деньги, чтобы купить мне розу, которую зимой, встречая меня с работы, прячет под куртку, чтобы цветок не замерз. И покупает мой любимый кофе — для него дорогой. Словом, о любви к Дольскому я говорить не могу, но он мне симпатичен.

Наверное, он тоже не умирает от вулканической страсти ко мне, но нам с ним всегда легко и весело — что вечерком за чашкой кофе, что ночью в постели, а такая легкость в общении не каждому дана. Это, согласитесь, дар.

Понятное дело, так, как подруге, мне не жить: банкир может исполнить почти любую Олькину прихоть, хотя морально ей вряд ли столь же комфортно, как мне. Так это или не так, каждая из нас удовлетворяется тем, что имеет.

Хорошо хоть жилплощадь какая-никакая у моего журналиста имеется. Это не наследство и не заработанная им собственная жилплощадь, а всего лишь комната в семейном общежитии, которую выбил для него у городских властей редактор газеты. Родом Коля из курортного городка Горячий Ключ, но жить и работать там не хочет — не те масштабы для профессионала.

Какое-то слово в моих размышлениях заставило меня на мгновение застыть: я опять упустила что-то важное. Или показалось?

Комнатушка Дольского, между прочим, с раковиной и газовой плитой, хотя остальные удобства и во дворе. Пардон, в конце коридора. Лучше, чем ничего. Иначе наш роман с журналистом закончился бы, не начавшись, то есть остался на конфетно-букетной стадии.

Самое смешное, в отличие от меня Николаша с оргтехникой не дружит. То есть для него Интернет — темный лес, а к компьютеру он подходит только в одном случае — чтобы поиграть в карты: игре, хоть и с трудом, научила его я.

Для этого он заранее узнает, когда Ольги нет на месте, и приходит ко мне на работу.

— Я зарублюсь? — спрашивает он, кивая на монитор.

— Зарубайся, — соглашаюсь я.

— Нет, ты мне включи.

— Все включено. Войди в файл «Программы», найди игры…

— Ларчик, ну что тебе трудно самой все сделать? А вдруг я нажму что-нибудь не то.

— Ничего, я все поправлю.

Николаша кладет на стол передо мной шоколадку. Он знает мои вкусы: горький, пористый шоколад с миндалем.

— Ладно, темнота, — сдаюсь я, — включу тебе твою игру».

— Скажи, Киреева, сколько денег тебе нужно для счастья? — врывается в мои размышления голос подруги… Пардон, шефиня, подруга — вне работы. Тот самый вопрос, что задавал Остап Бендер Шуре Балаганову.

— Для сиюминутного счастья или долговременного?

— Для того и другого, — уточняет Ольга Остаповна, то бишь Ольга Александровна.

— Для первого — три тысячи деревянных. Для второго — десять штук баксов.

— Не хило! Я имею в виду, второе. А на сиюминутном ты не продешевила?

— Отнюдь! — Почему-то Ольга злится, когда я употребляю это слово. «Скажи еще, с совершеннейшим к вам почтением!» — возмущается она. Но сейчас я даже повторяю: — Отнюдь. Раздать долги, купить босоножки — и счастливее меня не будет человека. Целый месяц!

— Ты же недавно покупала босоножки.

— Вспомнила бабка, как девкой была! В прошлом сезоне. Для женщины главное — обуть ноги. Это как для мужчины — автомобиль.

— Мне никогда не понять твоего ассоциативного, как ты говоришь, мышления, — жалуется президент компании «Каола». — Босоножки, автомобиль, счастье…

— А с какой стати ты задаешь мне вопросы о деньгах?

— С такой, что, возможно, в середине июня, через две с небольшим недели, нам на счет упадет некая очень впечатляющая сумма…

— В середине июня, ты сказала? А сейчас у нас что?

— У нас — конец мая! — Ольга с подозрением смотрит на меня: — Ты не колешься? Анашу не куришь?

— У меня такое впечатление, будто я что-то важное забыла, — медленно произношу я, не обращая внимания на шефские подначки. — Что-то очень личное…

— Я знаю, — говорит Олька, — ты собиралась дать под зад коленом своему газетному писаке!

Не пойму, почему мой бойфренд вызывает у нее такую моральную аллергию. Мужик как мужик. Понятно, не качок и грудная клетка узковата, зато мозгов вполне достаточно, чтобы общение с ним было интересным, плюс характер легкий… Не пойму, кого я уговариваю, себя или мою подругу?

— Чем тебе не глянулся бедный Дольский?

— Я не люблю халявщиков: ни мужчин, ни женщин!

— Николка не халявщик, — протестую я. — Он просто не умеет делать деньги.

— Он не умеет думать. Искать выход. Вообще напрягаться. Раньше за него думала мама, теперь — Лариса Киреева. Как удобно! По-моему, у тебя гипертрофированный материнский инстинкт.

— Ты хочешь сказать, что он меня не любит, а лишь пользуется?

— Ха, любовь! Так я и поверила. Мы еще в институте говорили: «Любовь придумали мужчины, чтоб бабам деньги не платить!»

И тут я на нее, обижаюсь. Всерьез. Она считает, что уж если спишь с мужиком без любви, то надо хоть что-то за это получать. То есть она вовсе не имела в виду, что мужчина должен платить деньги. Но наверняка должен делать дорогие подарки, возить на хорошей машине. Словом, создавать женщине максимальный комфорт. А поскольку у меня ничего такого не было, значит, по ее мнению, я — лох.

Подруга вслух этого не сказала, но по лицу ее, слава Богу, я научилась читать. А мне, например, ее Лева вовсе не нравится. Но у меня и в мыслях не было говорить Ольке об этом. Еще древние греки предупреждали, что о вкусах не спорят. А наши предки добавляли: кому поп, кому попадья, а кому и попова дочка. Так что пусть оставит моего Николашу в покое!