Погубленная добродетелью - Кора Рейли
– Ни один священник не согласится провести церемонию.
Я опустился на кровать и позволил себе в последний раз оглядеть квартиру. Я приобрел ее в прошлом году из своих сбережений. Гордился, что у меня есть жилье, которое я купил на кровно заработанные деньги.
Папа предлагал подкинуть немного средств, чтобы я купил дом, но мне хотелось накопить самому. Теперь я покидал родные стены, чтобы присматривать за Анной двадцать четыре на семь. У меня никогда не возникало желания путешествовать по миру и отказаться от давних привычек. Чикаго – мой дом. Я вырос на этих улицах, знал почти каждый уголок, даже задворки.
Мне чертовски нравилось каждое утро посещать одну кофейню, где я знал всю семейную историю бариста. И я любил бывать в своем любимом ресторане и иметь возможность заказывать еду, не заглядывая в меню, потому что вызубрил его наизусть.
Анна была другой. Ей хотелось испытать что-то новое, она мечтала странствовать по миру.
И сейчас она тащила меня за собой. Ей плевать на мои чувства. Для нее это просто-напросто игра. Ее не тревожило, что я рискую, играя в ее игры. Конечно, отчасти тут была и моя чертова вина. Поцелуй, который мы разделили, определенно послал ей неверный сигнал.
Она станет еще более решительно нажимать на мои кнопки, а Париж являлся идеальным местом для осуществления ее цели.
Я поклялся более не попадаться в ловушку. В целом у меня имелось достаточно самообладания. За последние несколько месяцев я, образно говоря, укрепил стены, вел себя с Анной настолько профессионально, насколько возможно. Высвобождал всю сдерживаемую энергию в спортзале или с одной из одиноких жен, которые хотели почувствовать член.
Анна уважала новые границы, которые я установил, что могло означать только одно: она ждала лучшего момента для нападения. Но я точно знал, когда она нападет на меня.
Все произойдет в Париже, проклятом городе любви. Какая чушь.
* * *
На следующий день, в обед, мы с отцом поехали в особняк Кавалларо на его машине. Рейс был запланирован на вечер, поэтому у нас еще оставалось время.
Когда мы вошли в дом, в холле стояло три чемодана. Анна, вероятно, до сих пор собирала вещи в своей комнате.
Но, к моему удивлению, я обнаружил Анну в гостиной – с ее младшей сестрой Беа, сидящей у нее на коленях.
– А где остальное? – спросил я, когда мы направились в холл. – Мы с отцом сейчас будем загружать багаж в машину.
– Это все, – ответила Анна. – У мамы один чемодан, а у меня – два.
– Два? Ты уверена, что взяла достаточно одежды?
Анна мило улыбнулась.
– Париж – город моды. Зачем брать то, что я могу купить или сшить?
Данте вышел из кабинета и направился ко мне.
– Мы попрощаемся здесь. Не хочу привлекать слишком много внимания к вашей поездке в Париж.
– Разумно.
Я взглянул на часы.
– Нам следует выезжать примерно через пятнадцать минут, чтобы точно не опоздать.
Мы с папой отнесли чемоданы к автомобилю, а когда вернулись, Кавалларо уже прощались. Валентина держала Беатрис на руках, которая крепко прижималась к матери. Анна заключила отца в объятия и даже плакала.
Несмотря на то что я проработал на Кавалларо много лет, не мог вспомнить, когда в последний раз видел, чтобы Анна утирала слезы. В этом отношении она похожа на отца.
Я вышел наружу, чтобы не мешать, но краем глаза продолжал наблюдать за Анной. Теперь она обнимала брата. Эти двое часто ссорились, но можно сказать, что они были близки.
Я смотрел, как искренне плачет Анна, и ощутил укол вины: ведь я большую часть времени вел себя с ней как урод, но то был единственный способ держать ее в узде.
Однако мне уже не хотелось видеть уязвимую сторону Анны. Черт. Будет еще сложнее оттолкнуть ее.
Папа не смотрел на меня неодобрительно: в его взгляде читалось сильное беспокойство.
– Все будет хорошо.
Он кивнул, но не поверил.
Честно говоря, я тоже.
Анна
Когда январским вечером мы сели в самолет до Парижа, мне хотелось танцевать от радости. До последнего момента я боялась, что папа передумает и не позволит мне учиться во Франции.
Тоска и печаль исчезли с души, едва шасси оторвались от взлетной полосы.
Мама сопровождала нас и собиралась остаться на неделю, чтобы помочь мне обустроиться и убедиться, что мне ничего не угрожает. Конечно, я знала: она хотела удостовериться, что мы с Сантино не сблизимся.
Поэтому холодная война между мной и Сантино была явным преимуществом. Никто не заподозрит, что между нами что-то может быть.
Когда я вошла в квартиру, которую снял папа, сердце слегка подпрыгнуло. Она находилась недалеко от садов Трокадеро. Здесь имелся балкончик с железными перилами и цветочными горшками, с которого частично открывался вид на Эйфелеву башню. Пространство заполняли круглый металлический стол и два очень неудобных стула одинакового цвета.
Мне не терпелось позавтракать на балконе.
Это была квартира с двумя спальнями, высокими потолками и старыми деревянными полами. Интерьер представлял собой смесь нескольких старинных предметов в стиле модерн и современной французской мебели «Роше Бубуа».
Я была на седьмом небе от счастья.
Крепко обняла маму, совершенно потрясенная.
– Она идеальна!
– Мы с твоим отцом выбрали ее вместе.
– Как бы хотелось, чтобы папа сейчас был рядом.
– Мы скоро приедем к тебе в гости, Анна.
Что случится через несколько месяцев. Я закусила губу.
– Надеюсь, не произошло ничего серьезного, что вынудило папу остаться в Чикаго.
Отец был принципиальным и не оставлял своих людей решать проблемы в одиночку, если случилось что-то серьезное. Но он никогда не пропускал ни одного семейного праздника: ни дня рождения, ни Рождества, ни Пасхи. И я надеялась, что и этот раз не станет исключением.
Я взглянула через плечо на Сантино, который бездельничал на ярком диване.
С кислой миной он выглядел неуместно на красно-оранжево-желтой обивке. Сантино положил руки на спинку дивана «Роше Бубуа» и раздвинул ноги: типичный плохиш.
Мужчина взглянул на меня, выражение его лица было бесстрастным.
– Можешь выбрать комнату, – сказала я.
Он молча поднялся на ноги и осмотрел обе спальни. Даже его холодная отстраненность источала сексуальность.
Мама коснулась моего плеча, и я встретилась с ней взглядом.
– Я волнуюсь. Ты будешь совсем одна в Париже.
– У меня есть Сантино.
Мама поджала губы.
– Со взрослым мужчиной под одной крышей…
– Мам, теперь ты говоришь как бабуля.
Родительница отца была старомодной, и мама становилась такой же.
– Я беспокоюсь за тебя.
– Я справлюсь. Раньше я уже оставалась наедине
