Алина Политова - Дороги, где нет бензоколонок (СИ)

Я открыла глаза. Почувствовала, что Дима уже стоит рядом со мной.

— Я не решилась. — Прошептала я. — Просто не решилась. Но мне следовало решиться, тогда быть может все сложилось бы иначе. Не стало бы так плохо!

— Ты о чем?

— Я вспомнила… мы могли сбежать отсюда, давно еще. Но я испугалась… неизвестности. Знаешь, я ошиблась. Ведь неизвестность всегда таит в себе ОБЕ возможности. Мы боимся неудачи и не решаемся. Но ведь возможна и удача! Я не решилась, и все стало слишком плохо. Безнадежно плохо. Руслан сошел с ума. Погибли люди, самое страшное — дети… Даже если бы нас поймали и убили — это спасло бы тех, кого они сами потом убили. А если бы мы сумели выбраться, скорее всего эту лавочку прикрыли бы еще раньше. Я поняла очень важную вещь, теперь уже поняла. Если мне кажется, что я должна что-то сделать, это следует сделать. Не раздумывая, не прикидывая шансы. Просто сделать, ты понимаешь?

— Да, я понимаю. — Каким-то чужим тоном ответил Дима. — Я всегда так делаю — не задумываясь, как в омут с головой. И у меня все получается! Если бы мы были раньше знакомы, я бы научил тебя…

— Это здорово. — Хохотнула я, обрадовавшись, что он больше не боится. — Достань фонари и вставь батарейки, я пойду найду свечи.

Я поднялась на второй этаж. В холле ничего подозрительного я не заметила, но наверху все оказалось иначе. Света было маловато, но я конечно же помнила расположение комнат. Сначала я двинулась по коридору к столовой. Коридор был узкий, ведь с одной стороны были внешние помещения с окнами, а с другой внутренний «дом», в котором держали пленников. На проход оставалось совсем мало места. У входа в столовую я едва не упала, споткнувшись о стул, преграждавший мне путь. Будто кто-то выкинул этот стул из столовой, навстречу тому, кто шел… Или тому, кто выломал дверь. Дверь уродливо покосилась и держалась только на нижнем креплении. Я вошла. Свечи хранились в ящике большого старинного буфета. Очень быстро я их нашла. Я все помнила! Такое странное чувство, как дежа-вю… Моя память — будто просмотренный когда-то фильм. Она вернулась, но странно, отстраненно. И я чувствовала себя так, будто попала в заброшенные декорации этого фильма. Где-то были спички. Я знала, где они лежат, точно знала, но не могла почему-то сообразить. Серое окно сбоку отвлекало меня… и этот перевернутый стол у меня за спиной… я закрыла глаза, и позволила моей руке все сделать самой. Открыла дверцу буфета, нащупала конфетницу… о да, все на своих местах, так было принято у нашей тети Лены. Вот он, коробок со спичками. Зажгла толстую свечу. Глаза сначала совсем ослепли, но постепенно я стала видеть помещение вполне отчетливо. Я позволила себе потратить драгоценных несколько минут, чтобы пройти со свечой по комнате. Господи… Стол валялся кверху ножками, и бурые пятна с комками чего-то засохшего на одной из ножек рассказали мне о том, как погибла тетя Лена. Некий мазохистский порыв заставил меня сесть на корточки и понести свечу к самой ножке. Я увидела приклеившиеся волоски… меня передернуло от ужаса и отвращения, и я вскочила, едва не загасив свечу. Когда пламя перестало плясать тенями по стенам, я уже была почти спокойна. Времени и правда оставалось мало, мне следовало поспешить. Нужно было зайти в нашу спальню, в нашу бывшую спальню… Я быстро пошла по коридору. Старалась не думать, отключиться от всего, но всей своей кожей ощущала, как призраки прошлого пляшут вместе с пламенем свечи вокруг меня. Я пришла и оживила труп дома. И он начал интенсивно излучать все, что вобрал в себя когда-то. Зло. Боль. Отчаяние. Я миновала дверь «гостевой». Но не той гостевой, что была для гостей, нет. Это была комната, где жили недолгие пленники. Внутренняя комната. Душное сердце нашего дома. Здесь недолго проживали, кто шел на органы. Или на сексуальные утехи извращенцам. А потом все равно на органы. Впрочем, иногда их успевали нечаянно убить во время этих игрищ. В этих случаях оперативно появлялся какой-то доктор из города с контейнерами, и в одной из нижних хозяйских комнат вырезал то, что можно было еще вырезать у не успевшего остыть трупа. Я ни разу не была в том помещении, где проводились экстренные операции. Я очень молилась всегда, чтобы не побывать там никогда.

Я порадовалась, что то, что мне сейчас было нужно, находилось в нашей спальне, а не в гостевой. Не смотря на то, что сердцем всего плохого мы считали всегда яму, сейчас я точно поняла, что яма была не более чем страшилкой. Настоящий ужас был именно в гостевой. То, какие страдания испытывали запертые там дети — то, что они переживали, прежде чем переставали ассоциировать себя с миром людей… Прежде чем понимали, что они лишь вещи, игрушки, по нелепости способные ощущать боль и страдания… прежде чем они понимали, что никогда больше не увидят своих родителей и вообще нормальных людей — все это страшным ядом пролилось в этой комнате. Откуда-то я слышала, что если в квартире умер человек и долго пролежал там, то трупный яд пропитывает там обивку и пол, и в квартире этой нельзя жить. Так вот, гостевая комната, мимо которой я с замиранием сердца пронеслась, казалась мне в стократ более отравленной, чем комната с мертвецом. Ведь здесь умирали и разлагались души, а не тела.

Я подошла к двери спальни. Это была только наша спальня — моя, Руслана и Вики. Другие пленники там не бывали. Спальни я не боялась. Смело вошла. Свеча осветила две большие кровати — поместилось только две, обычно мы спали вместе с Викой, а Ру отдельно. Но иногда менялись. Две тумбочки между кроватями, где мы хранили всякие свои мелочи. Зеркальный шкаф, в котором сейчас отражалась моя свеча и испуганное вытянутое лицо. Мое лицо. Запах здесь был таким знакомым… Наш запах. Едва-едва уловимый, но он был. Какой-то особенный, похожий на запах роз. Я вспомнила духи, которые нам дарил постоянно Серж — одни и те же, много лет. Я не знаю как они назывались, помню только белую ребристую бутылочку из шлифованного стекла. И аромат, в верхней ноте и правда похожий на запах роз. Несколько чахлых кустов роз росли у нас во дворе, поэтому я знала, как пахнут эти цветы.

Меня охватило чувство покоя. Захотелось лечь в постель, завернуться в одеяло и забыться. Это было мое место. Мое родное место, боже мой… Постели были аккуратно застелены. Мы всегда застилали их по утрам, значит и в тот раз Вика с Русланом тоже не забыли сделать это. Дневник я сначала хранила в щели между плинтусом и стеной, под кроватью, но это было не очень удобно, часть его всегда торчала наружу. Поэтому я стала прятать его в матрасе. Разрезала его дно аккуратно и в образовавшуюся щель засовывала дневник. Конечно я рисковала, но матрасы в последние пару лет никто не тревожил. Надежнее места я придумать не смогла. Впрочем, та вещь, за которой я пришла сейчас — прекрасно помещалась в щель возле плинтуса.