Ирина Арбенина - За милых дам

Потом через нестерпимую боль вдруг стала пробиваться невиданная легкость. Как будто он парил нагишом, как всегда мечтал, в легкой, как облака, воде, и ему не надо было делать никаких усилий и движений, чтобы удерживать свое лишившееся веса тело в этой невесомости. На него вдруг перестала действовать сила земного притяжения. Легкость и счастье наконец посетили его. Невероятная легкость и невероятное счастье, сопровождающие освобождение, когда жаждущая свободы душа наконец расстается с клеткой-телом…

«Вот оно!» — задохнувшись от счастья, понял Амир. Это был тот кайф, который он безуспешно искал всю свою жизнь. Оказалось, что испытывают его, лишь когда с жизнью расстаются.

Женщина тщательно стирала серебристую краску с лица… Как все-таки это серебро неузнаваемо изменило ее черты… А еще приклеенные огромные ресницы, увеличенный клоунский рот, парик, измененный голос…

Она не боялась, что Тарханов ее узнает… У него тысячи знакомых женщин, он пьян в стельку… А она для него лишь знакомая знакомых, которую он видел, ну, может быть, раза два, да и то в шумных подвыпивших компаниях, где, конечно, трудно запомнить всех.

— Привет! — Она кивнула своему отражению в зеркале, когда сквозь косметическое молочко, растворявшее грим, который она торопливо убирала с лица ватным тампоном, стали проступать ее собственные, узнаваемые черты лица.

— Вот и снова ты…

Она промокнула лицо салфеткой:

— Если не ты, то кто бы это сделал?

В Шереметьеве Марину Вячеславовну и Аню встречала Рита. На своей синей «семерке».

— Ну как отдохнули?

— Замечательно.

Марина Вячеславовна, загорелая, оживленная, красивая, ничего не помнящая о том, что случилось с ней накануне, смеялась, рассказывала об острове, о смешных попутчиках в самолете…

Аня тоже поддалась этому настроению… В конце-то концов, если без подробностей, они действительно замечательно отдохнули.

Сначала они отвезли Марину в Стародубское. А потом Рита подбросила Анну в Теплый Стан…

— Ну как отдохнули? — повторила она свой вопрос, когда они остались в машине одни. По всей видимости, Маринина версия счастливого отдыха не показалась ей исчерпывающей. По всей видимости, она знала свою закадычную подругу намного лучше, чем Анна.

Некоторое время Аня, задумавшись, молчала.

— Мне надо с вами поговорить, — наконец произнесла она.

От этого разговора у Ани осталось странное чувство… В общем-то, они вначале просто обсуждали Волкову… Аня рассказала о ее обмороке, тяжелом беспамятстве на острове… Хотела посоветоваться: не надо ли показать Марину Вячеславовну врачам…

— Вы ее, Аня, плохо знаете… — оборвала ее Рита, — а я хорошо. Если хотите что-то предпринять, вам надо советоваться со мной.

И Рита стала обижаться, что ее не взяли на остров… «Она и в Голландию меня не брала, и в Швейцарию… Хотя что ей стоит… И вот опять: как отдыхать — так без меня… А я бы уж за ней приглядела…»

По сути, Рита предложила Светловой что-то вроде союза. Или даже сговора…

Вот только Светловой не понравились интонации: сквозь обычную мягкость вдруг проступил жесткий, почти диктаторский тон…

Аня же не любила, когда ей диктовали. И отказалась.

И потом, с чего вдруг она станет докладывать Рите о том, что происходит с Волковой: ее нанимали учить английскому, а не докладывать…

Теперь Аня снова и снова возвращалась в воспоминаниях к финалу этого разговора.

— Ну что ж… До свиданья?

— До свиданья.

— А если… Ты и я? Союз?

Светлова неловко молчала.

— Нет? — Рита смотрела на нее в упор.

Аня собралась с духом, вилять ей не хотелось:

— Нет.

И Рита что-то пробормотала тогда… Что-то про жалость… «Мне жаль»? Нет, что-то другое… «Тебе не жаль?» Нет…

Аня постаралась до малейших деталей восстановить в памяти эту сцену… И главное — тот мгновенный диковатый, неожиданно промелькнувший в ее глазах огонек. И эту интонацию, похожую на ласковую угрозу…

Так что же она тогда на прощанье сказала?

Часом, уж не что-то вроде: «Ты еще пожалеешь, милая…»?

Бр-р… Аня поморщилась. Впрочем, ну ее, эту Риту… Ане хотелось избавиться от неприятного, тревожного осадка… Согласно рекламе «Нескафе», именно в таких случаях следует пить кофе…

И Аня завернула в маленькое кафе под названием «У рыжего»…

Легкий запах чистоты и ванили… Маленькие белоснежные в оборочках занавески на окнах… Экран телевизора мерцает в углу… сияющая хромом стойка бара… фрукты в плетеных корзинах… Безупречно чистая поверхность мраморного круглого столика… Анна, забыв обо всем на свете, блаженствуя, пила маленькими глотками чудесный горячий кофе, который принес официант… Все-таки Москва и вообще жизнь здорово изменились… Раньше такой замечательный кофе можно было сварить только дома…

Это было ее любимое место в городе. Когда ей становилось совсем грустно, она приходила сюда. Сидела в уголке с чашкой кофе и уносилась мыслями в тот день, когда все у нее было хорошо и ее дальнейшая жизнь представлялась ей совсем иначе… Ее мама и папа были живы, она поступила в университет… И еще: на приемных экзаменах заприметила она тогда высокого светловолосого парня, про которого подумала: вот если он подойдет к ней, то… и начнется такая любовь, такая любовь…

А потом произошла эта автокатастрофа… И она осталась на свете совершенно одна… А парень иногда подходил, иногда провожал, иногда встречал, мило болтал, иногда помогал… Но дальше этого дело не шло…

«Кофейное счастье» быстро кончалось — фарфоровая чашка пустела… На донышке осталась только гуща… Эх, погадать бы, узнать, что судьба-судьбинушка ей готовит? А на что погадать-то? Пожалуй, если совсем честно, больше всего ей хотелось бы погадать на суженого…

Ну вот, например, узнать, как все-таки Петр к ней относится… Впрочем, «все врут календари», и гуща, конечно же, тоже все врет…

Аня не спеша достала кошелек, приготовилась к расчету…

— Ничего больше не желаете? Сандвичи, пицца, пирожные?

Анна покачала головой.

Конечно, она желала бы… Но не сандвичи и не пиццу… Она желала бы, чтобы Стариков вдруг сейчас появился неожиданно, чудом, «соткался из тумана» — открыл дверь, подошел к ней решительным шагом и сказал: «Знаешь, это никакая не случайность, что я все время попадаюсь тебе на глаза: то встречаю, то провожаю, мямля при этом: «Нам все равно по пути, и у меня нет других дел…» И никакие у нас не «милые отношения хороших знакомых»… И не потому я к тебе подхожу, что мне интересно с тобой поболтать. Просто я тебя люблю. Но я все тянул с этим признанием, потому что сказать такое вслух — это все-таки слишком серьезно».