Елена Квашнина - Привет, любимая (СИ)

      - Миш, ну, что мы с тобой ссоримся каждый день?

      - Не переживай. Пока миримся - все в порядке, - отшучивался он.

      Мирились мы с ним по ночам. Засыпали перед рассветом. Крепко обнявшись. Увы, утром все начиналось сначала.

      - Нормально с тобой общаться невозможно! - к обеду заводился Рыжий, - Ты совсем не слушаешь!

      - Ерунда. Очень даже слушаю. Просто устала.

      - Вот Светка никогда не устает меня слушать, - цеплялся он.

      - Ну, и катись к своей Светке. Ей не приходится так вкалывать. Ты же ешь, как целое стадо слонов. И кормить тебя надо не один, а три раза в день. И шмотки чистые подавай каждое утро. И чтоб в доме порядок... Я - не Будда. У меня не шесть рук, всего - две.

      - Хочешь, я вообще перестану есть? - вдохновенно говорил он с плотоядным блеском в глазах, - Буду питаться одной любовью!

      - С ума сошел? - по-настоящему пугалась я, - У плиты хоть иногда вздремнуть можно. А в постели разве поспишь?

      Было чего пугаться. Как только за нами закрывалась дверь нашей комнаты, Рыжий превращался в настоящего сексуального террориста. Только ушла куда-то из его ласк нежность. И трепетность...

      - Загнал он тебя совсем, - вздыхала тетя Нина.

      Так, что я искренне обрадовалась, когда у Мишки появилась новая забава. Рыжий в армии пристрастился к волейболу. И теперь всех вокруг приобщал к любимой игре. Парни рядом с футбольным полем расчистили площадку в лесу. Врыли в землю украденные со стройки железные трубы. И скинулись на сетку. Каждый вечер деревня пустела. Молодежь отправлялась на площадку - играть. Все, кроме меня. Я в это самое время становилась к плите. Готовить вечернюю трапезу.

      Рыжий появлялся ближе к ночи, когда совсем уже темнело, и громко требовал:

      - Алька! Есть хочу! Тащи ужин!

      А перед сном он выгуливал меня за околицей, как собачку. Считал падающие звезды и сочинял дурацкие истории. Порой усталость так одолевала меня, что я, как лошадь, спала на ходу. Мне все чаще хотелось побыть одной, немного отдохнуть. И я не возражала, что он по вечерам пропадал на площадке.

      Так бы все и шло своим чередом. Но однажды соседка, Люська Кривая, сливая грязную воду из таза, крикнула мне через забор:

      - Аль! Мужик-то твой где?

      Я как раз собирала падалицу под яблонями. На носу был яблочный Спас. А мы с теткой всегда к Спасу варили варенье из падалицы.

      - В волейбол играет...

      Люська была старше меня лет на пятнадцать, имела троих детей, и раньше ко мне никогда не обращалась. Поэтому я не отреагировала. Все внимание сосредотачивала на фартуке, из которого периодически норовили выскочить яблоки.

      - А ты чего дома сидишь? - снова крикнула Люська.

      Вот неймется-то человеку. В бабы уже записали меня, что ли?

      - Да дел много!

      - Все дела не переделаешь, а мужика потерять можешь...

      - Это как? - я выпрямилась и нечаянно отпустила края фартука. Падалица посыпалась на землю с глухим стуком.

      - Запросто! Подружка уведет, - Люська поставила тазик на землю, подошла к забору и навалилась на него могучей грудью, - Все уже говорят...

      - Давно говорят? - сердце у меня захолонуло. Просто так говорить не будут. Уж это-то я знала.

      - И... хватилась, милая... Почитай, недели три...

      Я повернулась и пошла к дому, на ходу снимая фартук.

      - Ты что брешешь, Люська?! Глаза твои бесстыжие! - возмутилась тетя Нина, которая, оказывается, стояла на крылечке и все слышала.

      - Пес брешет, Нина Санна! А я правду сказала: уведет у нее Светка мужа, - отозвалась Люська, - Вот попомнишь мои слова!

      - Тьфу на тебя! - плюнула в ее сторону тетка.

      Люська покрутила пальцем у виска и отвалилась от забора. Пошла по своим делам, покачивая внушительным задом.

      - Ты не слушай ее, Алечка... Дура она - баба, и слова у нее дурацкие!

      "Алечка" вместо привычной "Александры" насторожило. И голосок у тети Нины что-то слишком жалостливый. Я внимательно посмотрела на тетку, и та вдруг отвела глаза в сторону.

      - Эй, да ты тоже, выходит, знаешь?

      - И не знаю я ничего, и врут все люди, - пробормотала тетя Нина, спасаясь бегством на кухню.

      - Нет, постой, - я успела поймать ее за подол, - Садись и, давай, выкладывай.

      Тетка покорно присела на ступеньку и опять отвела глаза. Теребила край подола, покряхтывала.

      - Ну? Говори! Да говори ты! Не бойся!

      - Ну, провожает он ее каждый день.

      - Это я и без тебя знаю. Что еще?

      - Обнимались они... Люди видели... Ой, Аля, Алечка, ты что? Все мужики - кобели. Мишенька-то у нас еще из лучших. Аля, Аленька, господь с тобой!..

      Но я уже не слушала ее. Я бежала в свою комнату. Сбросила затрапезный халат. Надела новый тренировочный костюм, который год берегла.

      Дорога к лесу почему-то показалась очень длинной. Бежать не хватало сил. Я все больше замедляла шаги. Ну и что я ему скажу? И ей? Да ничего не скажу. Посмотрю на них только.

      Появиться у площадки незамеченной оказалось проще простого. Народ был в таком ажиотаже, что, пройди там колонна танков, никто бы не заметил. Я встала за сосну и принялась глазеть.

      Красивая игра - волейбол. Сильные, гибкие тела. Мощные и быстрые прыжки. Крик, свист, смех.

      Мяч ушел в аут. Светка с Мишкой играли в одной команде. Стояли рядом. И смотрелись красиво. Стало тоскливо... Вероятно, опоздала я порядок наводить. Вот у них смена позиций. Светка на подаче. Взяла мяч. Немного наклонилась вперед. Потом, в невысоком прыжке слегка откинувшись назад, точным движением послала мяч через сетку. Петька Козлов, который стоял в другой команде под сеткой, не рассчитал силы и выпустил из рук мяч. Никто не помог ему. Не успели.