Елена Квашнина - Привет, любимая (СИ)

      - Да, нужна! Он слишком хорошо скрывал это.

      - Сволочь, ты, Алька! К Олегу - задницей... Мишку у меня увела...

      Я не обиделась на Светку. Она бы меня обязательно поняла, приведи судьба побывать в моей шкуре. Всегда со стороны любые трудности кажутся простыми и лёгкими, пока тебя лично не коснулось.

      - Никто его не уводил! Это он меня за шкирку взял.

      - Что ж не сопротивлялась? Ты ж брыкучая.

      - Попробуй, посопротивляйся! Иной раз не знаешь, как с ним и говорить-то. Он ведь сам за других все решает. И делает все за других. Не спрашивает.

      - Ну, если он тебя так терроризирует, - разводись! - улыбнулась Светка, ковыряя землю прутиком, - А я подсуечусь. Теряться не буду. Мне нравится, когда за меня решают.

      - Разводись! - передразнила я. - От него ведь и в землю не закопаешься. И потом, днем - сложности, я дергаюсь, нервничаю, а ночью он обнимет - сразу все просто становится.

      Зачем я это ей рассказываю? Наверное, поделиться не с кем. Вот, тоже, нашла с кем делиться. Мои откровения против меня потом и обернутся, или я Светку не знаю, подругу свою заклятую.

      - Слушай, как он в постели?

      - Откуда я знаю? - щеки у меня густо покраснели, - Сравнивать не с чем.

      - Все же?

      Хочется правды? Вот возьму и скажу. Что будешь делать? Удавишься?

      - Дух захватывает, - усмешка получилась откровенной, - Про все забываю.

      - Счастливая! - Светка затушила сигарету о землю и швырнула окурок в кусты. Встала, поправила волосы. Красивая. На пантеру неуловимо смахивает.

      - Куда уж счастливей, - я тоже встала, - Пойдем. Ужин пора готовить. Как тетка говорит, мне еще мужика кормить.

      Светка легко вздохнула, хихикнула и заявила:

      - Альк, ты не обижайся. Но я тебя предупреждаю. Я все сделаю, чтобы его увести. Слышишь? Все.

      Спокойно так сказала, с улыбочкой. Подруженька моя единственная. Можно подумать, она для меня Америку открыла.

      - Давай, - согласилась я, - Твори! Дерзай! Пробуй!

      Светка махнула мне рукой, заговорщически подмигнула и поплыла к калитке. Красивая. Уверенная. Спокойная.

      Я вздохнула, сорвала листик черной смородины, пожевала его немного и пошла на кухню - колдовать над ужином. После кулинарных экзерсисов решила разбудить Рыжего.

      Мишка, оказывается, проснулся и сидел на диване, смешно крутя головой. Опухший, сонный. Волосы всклокочены. Ну и видик!

      - Где была? - поинтересовался он.

      Ага! Сейчас! Так я тебе и сказала! Держи карман шире! Узнаешь, с каким вдохновением я над плитой зависала, толстенной цепью к той самой плите прикуешь.

      - Со Светкой болтали.

      - О чем?

      Спрашивает только, чтобы что-то спросить. Обычный тренинг языка и гортани. Больно ему интересны мои дела.

      - Светка у меня мужа выпрашивала.

      - Твоего? Или вообще?

      - Моего.

      - Ну, и как? Выклянчила?

      - Да, я, может, и с удовольствием. Он - такой алкоголик. Но вдруг ты - против?

      - Еще как против! - он поймал меня за руку, подтянул к себе и повалил на диван.

      Уже среди бела дня пристает. Чумовой. Сейчас придет тетка и наткнется... Могу себе представить, что будет! Конец света в одной, отдельно взятой избе. Причём Мишка точно целехоньким останется.

      - Рыжий! От пьяных дети уродами рождаются.

      - Да? - он почесал за ухом, - Тогда пошли гулять. Я трезветь буду.

      - А ужин?

      - Господи! Я сутки подряд ем без остановки. Разгрузочный вечер мне не повредит.

      - А я?

      - А ты должна быть сыта моей любовью.

      Попробовала бы я сообщить ему, что сыта его любовью! Меня бы стерли в порошок. Ну, что с ним делать? Гулять. Деваться некуда. Однако, чур, не по деревне. Любопытством замучают.

      Только вышли за околицу, он увидел свежие копны сена в поле.

      - Пошли на сено, - дернул меня за руку.

      - Очумел? Время - шесть. Народ кругом. Что о нас подумают?

      - Да просто посидим в сене. Я уже и забыл, как оно пахнет, - и он потащил меня к самой дальней копне, почти к опушке леса.

      Мы добежали и плюхнулись с разбегу. Мишка тут же раскинул руки и опрокинулся на спину.

      - Ох, хорошо. Чего-то только не хватает...

      - Знаю я, чего тебе не хватает, - порылась в сене, вытащила травинку подлиннее и посвежее, сунула ему в зубы. Помнила, как он всегда раньше любил разную "зелепуху" в рот тащить.

      - А ведь точно, - хмыкнул Рыжий, - Именно этого и не хватало. Теперь все. Лежим и слушаем природу.

      Он закрыл глаза. Я прилегла рядом. Вечер был тихий и ласковый. В верхушках деревьев в лесу еще посвистывали птицы. Иногда налетал теплый ветерок. Одуряющее пахло свежим сеном. От опушки тянуло вечерней сыростью. Немного мешали комары. Я скосила глаз на Рыжего. Лежит тихо. Может, он и слушает природу, а у меня не получается. Вспомнился тот день, когда я ревела в кустах на опушке. Где-то здесь, кстати, шагах в пятидесяти от копны... Какая вкусная тогда продавалась колбаса. Докторская. Теперь такую не купишь. Теперь вообще с колбасой трудности. И какой замечательный был у Мишки мотоцикл. А, собственно, почему был? Он преспокойненько стоит у тетки в хлеву, за стойлом, распространяет вокруг себя омерзительный запах машинного масла. От этого запаха Милка меньше молока стала давать. Чудно! Мишка даже не вспомнил о своей "Яве" ни разу за прошедшие сутки. А ведь тогда он почти не слезал с нее. И футболки он тогда любил белые. Как хорошо васильки оттеняли его глаза. Я была в тот день счастлива? Какая странная мысль! И с удивлением поняла: да. Очень счастлива. Надо же, вот только когда сама себе созналась. Интересно, как тогда наши сыграли с Березовкой и Хлебниковым? С каким счетом?