Лариса Соболева - Миф о вечной любви

В девятом классе появился новенький с нетипичным именем Рудольф, красивый, спортивный, с подвешенным языком и… лидер. С Глебом у них образовалась неприязнь с первого дня и началась необъявленная война. Не из-за Олеси, нет, она попутная жертва той войны за лидерство.

Мальчики стали студентами, получили отсрочку от армии и вгрызлись в гранит наук, стараясь заявить о себе. Глеб изучал физику, Рудольф – экономику, оба делали успехи, казалось бы, не соприкасались, но после лекций оказывались в одних компаниях. Наверное, черт подстраивал их встречи.

Рудольф был жутко азартным. Его привлекала не внешняя слава, он хотел стать героем для себя. В его понимании герой – это не звание, приобретенное в результате подвига во имя чего-то прекрасного, а человек, постоянно практикующий достижение цели. И когда цель достигнута, появляется сладкое чувство, что ничего невозможного нет, нужно только быть уверенным и дерзать, дерзать.

Он придумал, как обойти Глеба, надеясь заодно сломить его – отнять то, что ему дорого. Да, Олесю. А как отнять, если она постоянно под присмотром недруга? Значит, нужно удалить парня далеко и надолго. Руди попросил отца законопатить Нефедова в армию, мол, я люблю Олесю, не могу без нее, но мешает этот… Девушка нравилась всем родителям мальчиков без исключения, в ее кротости они видели будущее семейное счастье своих сыновей и их абсолютную свободу. Папа Руди кинулся к другу, а у того был друг – военком, и Глеб, как ни старались ему помочь ректор с деканом, загудел в армию. Это два года – вот уж правда срок. И надежный бастион при длительной осаде сдается, как же было устоять Олесе? А тут еще со всех сторон слышится: ах, Рудольф, ах! Так и доточила вода камень, надо сказать, не деньги доминировали в том, что она сдалась, к тому времени ей внушили, что между ними большая, как корабль «Титаник», любовь.

Но чтоб исключить сомнения с ее стороны, Рудольфу пришлось на ней жениться – да, вот так он достигал цели, всеми средствами. Надо иметь дьявольскую волю, чтобы начатое довести до логического конца, до той степени завершенности, когда назад даже на полшага отступить невозможно. Через некоторое время Глеб вернулся из армии, а у его Олеси уже торчал живот.

– Собственно, – закончила Леля, – в этой холодной войне нет победителей, просто одним несчастным человеком в мире стало больше!

– Вы об Олесе?

– Что вы! Олеся рождена быть только счастливой. В болоте, в раю, в бедности, в богатстве – во всех ипостасях она будет упиваться придуманным ею счастьем и свято верить в него.

Крайний придерживался иной точки зрения, в его представлении умение быть счастливым в любых обстоятельствах – большой талант. Однако спорить с женщиной бессмысленно, да и выбор у Крайнего был небольшой:

– Неужели Рудольф?

– Именно. Он же не любил Олеську. Игры закончились, ему стало неинтересно, но каждый день, как издевка судьбы, которую он усердно обманывал, перед его носом мелькала Олеся. Она ему мешала, нервировала, каждое ее слово или движение действовало на Руди, как крапива на кожу, и выхода из западни, в которую он сам себя загнал, не было. Стоила ли победа стольких усилий и мук? А кто виноват? Конечно, Глеб. Руди возненавидел его уже по-настоящему…

Стоимость услуг адвоката вызвала у Саньки шок. Правда-правда, произошел щелчок в районе висков, сердечко подпрыгнуло к горлу да там и застряло, а потом… очнулась она только на улице. Теперь ей поможет лишь манна небесная, которая по пути с небес на землю чудесным образом превратится в купюры.

Санька приехала в парк, ведь следовало как можно скорей покончить с «мерсом» – это реальная возможность получать стабильную зарплату. А получая зарплату, можно занять денег, чтобы нанять адвоката, и потихоньку отдавать их в течение нескольких месяцев, пока будет идти судебный процесс. Говорят, суд – бодяга длинная, поэтому возник главный вопрос: как в течение этого времени обманывать сестру? Наверное, тоже нужно заплатить, чтоб врачи приковали ее к больничной койке на весь период судебного процесса. Но удручали Саньку не трудности и безденежье, а отсутствие гарантий: адвокат не обещал, что дело выиграет.

Она переоделась и буквально слилась с машиной, за работой Санька просто оживала, словно железо на колесах способно отдавать человеку реальную жизненную силу. Ее никогда не раздражали неудачи, Санька придерживалась постулата: не получится сегодня – выйдет завтра, посему терпеливо работала над восстановлением «мерса». Рядом собирала мусор и подметала Зубровка, сегодня она была «слегка заквашенная», стало быть, вдвойне жаждала общения. Орудуя метлой, Зубровка приблизилась к «Мерседесу» и с большим искренним участием поинтересовалась:

– Слышь, Сань, че там Глеб?

– В норме, – отозвалась девушка, не отрываясь от работы. Вообще-то она вежливая и в другой раз не обделила бы вниманием женщину, но сейчас было некогда болтать.

– Оно и видно, – ответ не устроил Зубровку. – Сама вон с лица спала. Эх и жалко мне Глеба, хороший он. А че с ним такое?

– На подлецов нарвался, – отговорилась Санька, а там – пусть понимает, как хочет.

– Ммм, – протянула Зубровка сочувственно, затем облокотилась о машину, закатила глаза к потолку и ударилась в воспоминания: – Мне это знакомо. Вот я че пью? А жизнь поломатая, телегой переехатая. Ты б меня видела, когда я была такой, как ты! Ой… Што лицо, што фигура, а коса… до самых колен! Восемь классов закончила, поступила в техникум, и тут такая любовь на меня напала… Он ездил по государственным делам в другие страны, но от любви ко мне в беспамятство впал. Жениться хотел, да. Мать с отцом узнали про нас – и ему: мол, не сметь! А он ни в какую. Они ко мне: мол, я испорчу ему карьеру, жизнь и все такое. Я и пошла замуж за другого…

Не выдержав накала прошлых страстей, Зубровка всплакнула, утерла нос. Санька слышала, что у нее неуемная фантазия, всякий раз она эту историю подает с крупными изменениями. Но, может, в фантазиях ей живется лучше, красочней, счастливей?

– А он что? – спросила она у Зубровки, будто поверила бреду.

– Застрелился.

– Да ну!

– Ага. Две пули в голову… Ой, я потом дорасскажу, а то вон мужики идут, а у меня не прибрано.

В это время к Наумычу зашел Сам – да, только так, с большой буквы. Произносили работники таксопарка слово «Сам» с разной эмоциональной окраской, но иронии не избегали практически никогда, хотя повода иронизировать, по большому счету, не было. Вероятно, избыточная строгость, а также недоступность хозяина вынуждает народ переплавлять любой негатив в иронию. Есть у него еще клички: Махал Махалыч, производная от Михал Михалыча, и Сам Самыч – кому как нравится. Он бывает весьма крут, правда, никогда не орет, но его спокойствие хуже крика, при всем при том текучки кадров в данном парке нет, а это говорит о многом.