Елена Крюкова - Изгнание из рая

У Мити занималось дыханье. Это тебе не Иезавель. Это покруче. Хотя и с Иезавелью тоже все было не так уж плохо. Иезавель просто ненавидела его. Хм, и он тоже не особо ее жаловал. Просто надо было с кем-то распинаться на полу, на старых клопиных диванишках. А теперь он валяется на досках шикарной блатной сауны, и за каждую шлюху они с молодыми господами отвалили по пятьсот баксов. Угощал он. Он был сегодня в выигрыше. Дружки маслено, хищно блестели глазами. “У нас так принято!” А если они просто… выманивают из него деньги?.. Что ж, обман едет на обмане, обманом погоняет. Сегодня они использовали его, завтра он использует их. Как долго прыгает на нем эта проститутка. Какой у нее упругий, гладкий зад. Будто выточенный из мрамора. Краем гаснущего от взрыва наслажденья сознанья он уцепил мысль: как здорово бы ее подержать в качестве натурщицы на каком-нибудь возвышенье, на подиуме. Такие точеные формы — редкость. Гель, что ли, они все впрыскивают?! Ну же! Ну!..

Он погонял ее, как лошадь, втыкался в нее, подбрасывая на себе. Он и вправду чувствовал себя конем. Черненькая еще облизывала разомлевшего Боба. Вторая белобрыска убежала с Лангустой в бассейн. Когда взлетающая на нем, закинувшая голову к потолку златокудрая девица заорала благим матом, изображая пик счастья, он непритворно закричал, содрогаясь, вместе с ней, удивляясь ее жестокому и искусному мастерству любви.

Изумрудная ледяная вода бассейна обняла его, когда он вывалился, отдуваясь, весь ярко-розовый, в красных пятнах, из парилки. Сердце захолонуло. Он вспомнил, что у него в кармане лежит перстень такого же густого зеленого цвета, как эта ледяная вода. Как бы не стащили. Да им сейчас не до воровства. Девицы и парни плескались в бассейне, визжали, опять наскакивали друг на друга во вспененной воде, уносились в мраморный предбанник — вливать в себя водку и коньяк, чистить апельсины, наливать из самовара горячего чаю. Сауна только начиналась. Начинался оттяг по высшему разряду.

Они проторчали в снятой за восемьсот долларов сауне до утра.

Они погружались в машины с опухшими, полупьяными, довольно расплывшимися от непрерывного наслажденья лицами. Митя украдкой трогал пальцами щетину. Растет, растет борода. Она делает его старше, опытнее… важнее. В этом важность ИХ мира, Митька?!.. в расставленных, раскиданных широко женских ногах, в зияющем красном прогале хотящего, зовущего тела… Их и подбирают таких — чтоб хотели. А если они все это искусно подделывают?! Если они просто классно обучены… ведь обучают же актрис…

Он еле довел “мазду” до дому. Лифт взбирался на его этаж, как старик в гору. Хорошо еще, не застрял между этажами. Впав в квартиру, он свалился как сноп на кровать.

Он без просыпу спал до вечера. Вечером, продрав глаза, умывшись и одевшись — на сей раз он нацепил не крылья белого лебедя, а крылья черного ворона — он снова поехал в казино.

Он окунулся в варево казино с головой. Через неделю он уже знал многих, если не всех, завсегдатаев-игроков по именам. Он, прищурясь, дерзко глядел на крупье, подмечая все его ошибки, вполголоса, так, чтобы тот слышал, просмеивая их, бросая на кон баснословные для других суммы! Миллион долларов! Ему казалось, он никогда не сможет потратить его. Ему была дана незримая индульгенция. Неразменный рубль. Разрешенье: трать, транжирь, все равно не убудет. Богачи пялились на него. Кто-то шептал: господа, вглядитесь внимательней, ведь это же сын олигарха, ну да, поглядите-ка на ямочку на подбородке… а этот изгиб носа… а эта родинка здесь, над верхней губой… Он вздергивал голову. Он знал, зачем он здесь. Он здесь для того, чтобы познать все прелести опасности, все таинства игры. Весь ужас того, когда на кон бросаются не деньги, а, может быть, жизнь. Потому что деньги сейчас для многих, для этих людей, для НИХ — жизнь. А для него?

Он бы с радостью бросил бы на черное поле свою жизнь. И посмотрел, как будет разворачиваться дикая игра.

Те девочки в сауне исчезли поутру, унося заработанные баксы в чулках, в сумочках, под пятками в туфельках, утаивая хоть несколько жалких баксишек от хозяина. Рабыни исполнили танец живота изумительно. После плесканья в бассейне, после стократного восседанья в парильне, когда они, пьяные, уже осмелились и плескали воду на раскаленную каменку, расцветая ожогами и оглушительно визжа, они стали соединяться в гроздья — по трое, по четверо, сходя с ума от разожженного и все никак не удовлетворяемого желанья. Шлюхи знали свое дело туго. Любовное ремесло горело у них в руках. Баксы были швырнуты не задаром. Лангуста утром, позевывая, опрокидывая на себя, голого, шайку ледяной воды, мечтательно сказал: а вот на беленькой, той, что сначала с Митей была, я бы даже женился. Чтобы такая услада у меня в койке — под боком, и каждый день. “Каждый день соскучишься!.. — хихикнул Боб. — Будешь заводить ее, как часы!..” — “На полшестого, что ли?.. — огрызнулся Лангуста. — Ну, понравилась мне эта халда, что ж я теперь, преступник, что ли!..” — “Это только русские классики в былые времена, Зяма, женились на шлюхах… нынче время другое… поел, выпил, порыгал, поспал — и прощай…” Прощай. Рано еще прощаться. Митя с тоской, с умалишенным блеском в глазах ждал вечера. И, когда вечер наступал, он складывал себя, как циркуль, впадая внутрь “мазды”, сцепляя зубы — ехать. Ехать. Ехать снова туда.

Он играл и играл, и завзятые игроки уже внимательно присматривались к его рукам, жестам, повадкам — кто такой, как себя держит, как ходит по залу, с кем заговаривает. Митя был для всех странной тайной. Он сжимался в железный комок внутри от стыда — сейчас его поймают, разоблачат, крикнут: убирайся вон, самозванец, ты, из грязи в князи!.. — а на самом деле тут, в казино, все были такой же грязью, все вышли откуда угодно — из люмпенов, из мещан, из неучей, из ленивых хлыщей, потомственных аристократов здесь было раз, два и обчелся, но все-таки они тут тоже были, Митя видел мелькавшие в толпе игроков два, три лица — утонченных, надменно-породистых, изысканно-ироничных. И эти бывшие люмпены, выбившиеся в люди невероятьем накоплений, хитрыми ходами узаконенного воровства, наглым обманом государства — государства, которого уже, наверно и не было вовсе, Митя все гадал, есть великая Россия или уж нету ее, так разительно смахивало это, становящееся ему родным, зеленое казино на красивую американскую ли, французскую ли, английскую ли житуху, что крутили и крутили по ящику сутки подряд — любуйтесь, наши тупые, забитые нищей работенкой народы, ставки на черное поле!.. на красное поле!.. И Митя не хотел быть тупым и забитым. Он обошел всех на полкруга. А надо обойти на круг. И поэтому он будет играть. Он станет отличным игроком. Он не даст себя в обиду. Он изучит приемы и ставки. Он будет подмигивать крупье, когда будет проигрывать. Он бросит вызов судьбе.