Трейси Гузман - Райская птичка

Когда Элис приезжала из колледжа, дом ее детства становился для нее тюрьмой. Тереза, обожавшая Натали, но всегда пугавшая Элис, постоянно убирала в комнатах, мгновенно стирая легчайшее облачко дыхания с зеркала, едва заметный отпечаток обуви с пола в прихожей. Элис не понимала рабской преданности этой женщины. Как ей удавалось находить себе занятие в доме, в котором стало на три жильца меньше? Однако Натали слышать не хотела о том, чтобы ее уволить. Она говорила: «Тебе не понять, как трудно управляться по дому одной. Ты сюда только наведываешься, не забыла? А я живу».

Призраки родителей бродили по коридорам в поисках своих земных привязанностей. Элис слышала их по ночам, их приглушенные голоса лились ей в уши, когда она ворочалась на постели. «Милая, ты не видела моего фартука? Я повесила его в кухне, а он куда-то пропал». Или угрюмый бас отца, разыскивающего свой любимый галстук, золотистый фуляр в темно-синюю полоску с крошечным пятнышком сразу над узлом слева: «Твоей матери никогда не нравился этот галстук. Она его куда-то припрятала, да, Элис?»

Она восемь лет не была в коттедже. Мирна Рестон, державшаяся в тени после скандала с инвестиционной группой ее мужа, перепоручила вопросы аренды старшему сыну, Джорджу-младшему. До этого Джордж прохлаждался на фирме отца. Его честолюбия хватало только на то, чтобы припасть к надежной груди семейного бизнеса. Элис смутно помнила его рябым подростком, который пытался засунуть садовый шланг ей в купальник, когда она еще была в начальной школе. К счастью, Джордж помнил ее только как младшую сестренку Натали. И когда она позвонила ему, чтобы спросить о коттедже, он был явно рад ее слышать и обрадовался еще сильнее, когда замаячила перспектива выручить арендных деньжат в межсезонье.

– Сдам тебе за бесценок, куколка, – предложил он. – По утрам будет холодно, но я попрошу нашего человека принести дров на пару растопок. В это время года в городке затишье. Почти все закрылись на межсезонье. Но у Мартина по-прежнему можно купить продукты и, пожалуй, все остальное, что может тебе понадобиться.

Элис уверила Джорджа, что покупки ее не интересуют. Она просто хочет уехать на несколько дней из школы, где слишком много отвлекающих факторов.

– Разве занятия еще не начались?

– В этом семестре самостоятельное обучение. Мне просто нужно тихое место, где можно заняться исследованиями.

– М‑м‑м. Кстати, а как Натали?

Джордж был увлечен Натали, как и все остальные, но поразительное сочетание самонадеянности и тупости выводило его в число самых настойчивых обожателей. Он всегда проворно исполнял ее капризы, дарил ей дорогие побрякушки, которых она даже не успевала пожелать, находил для нее ответы на вопросы школьных экзаменов, разделывался с потенциальными соперниками с помощью злобных сплетен. Натали держала его на длинном поводке, подтягивая ближе небрежным комплиментом или дрожанием ресниц, когда ей было что-то нужно. В детстве Элис считала его обычным забиякой, но, повзрослев, разглядела в его выходках жилку жестокости и поняла, что от них нельзя отмахиваться, как от типичных вспышек подросткового темперамента.

– У Натали все в порядке, спасибо. Знаешь, кажется, она на днях говорила о тебе, Джордж. С удовольствием передам, что ты о ней спрашивал. А еще я воспользуюсь твоим предложением насчет дров, если не возражаешь.

Ложь слетела с ее губ сама собой.

– Наш человек оставит ключ под ковриком. Просто дай знать, когда приедешь, и он подготовит для тебя коттедж.

– Завтра, – сказала она. – Если это возможно, я хотела бы приехать завтра.

– Предупредила заранее, нечего сказать. – Элис затаила дыхание. – Давай-ка я ему позвоню. Думаю, мы как-то разберемся. Только придется взять с тебя немного дороже за срочность.

Она боялась, что коттедж окажется уменьшенной версией того, каким она его помнила, но ничего не изменилось, только голоса умолкли. В доме всегда было много людей и их вещей, а теперь стук чемодана, который она уронила на пол, разнесся эхом по пустым комнатам. «Тут спокойно, – напомнила себе Элис. – Как ты и хотела». Но еще там было одиноко.

Человек Джорджа Рестона, Эван, в самом деле оставил у камина связку дров и приоткрыл окна. В доме попахивало плесенью – везде, кроме спальни с тяжелыми балками на потолке и обшивкой из сучковатых сосновых досок, которую они столько лет делили с Натали. Воздух в этой комнате был сухим и пах кедром. Элис помнила, как они вдвоем скакали по тонким матрасам, хватались друг за дружку и верещали, когда отец скребся в ставни после заката, выдавая себя за медведя; как они красили ногти соком дикой малины, которую нашли в лесу; как Натали сидела, скрестив ноги, на гравии у дороги, старательно высвобождая ее штанину, застрявшую в шестерне велосипеда, пока сама она старалась удержать равновесие и не упасть.

Элис отдернула клетчатую занавеску и посмотрела на озеро. Куда подевалась та сестра? Солнце клонилось к закату, уже больше чем наполовину скрывшись за горизонтом, и вода окрасилась в тусклый серый цвет карандашного грифеля. Мертвое спокойствие.

Элис рухнула на одну из кроватей-близнецов, набросив на плечи синельное покрывало. В комнате стало холоднее, и она подумала было встать, чтобы закрыть окна, но у нее не хватало сил, чтобы сделать это, а потом забраться назад в постель. Поэтому она просто плотнее закуталась в покрывало и стала слушать поступь ночи: приглушенное эхо птичьих голосов, скрежет летучих мышей, боязливое ночное шуршание других мелких животных. В какой-то момент она проснулась и обнаружила, что комната залита молочным светом, а в небе ярко светит луна. Все, что она видела, было зарисовано черно-серым, как будто существовало в другом мире. Она чутко прислушалась, вся обратилась в слух, ожидая, что в соседней комнате зашевелятся родители. Так она опять провалилась в сон, до боли в ушах пытаясь расслышать то, чего нет.

В грезах, которые виделись ей в ту ночь, она потягивалась, ее руки и ноги болтались легко, как водоросли, кости были эластичными, а позвоночник выгибался, как тетива. Зеленая вода окружала ее, и, как ни странно, она не тонула – к ней вернулись легкость и грациозность движений. Потягивание перешло в плавание. Плавание превратилось в бег, и Элис бежала по воде, пока тело не увязло в ней, и борьба не стала непосильной.

Очнувшись ото сна, Элис почувствовала запах печного дыма с тяжелой примесью смолы и заморгала, чтобы отогнать обрывки сновидений. Утреннее солнце пронзало окна спальни, и вместе с ним пришло знакомое ощущение скованности в руках, ногах и суставах – частях тела, которые давно предали ее. Самые важные звенья ее скелета превратились из полезных костей в набор зазубрин и защелок, трущихся друг о друга, сцепленных в неподвижные захваты, окаменелые версии узлов, которые в детстве ее учил завязывать отец.