Галина Куликова - Врушечка

Это обещание примирило помощницу с просьбой босса. Она забралась в его огромную черную машину и немедленно подумала о том, что Шелестову было бы неприятно, что она куда-то отправляется с его другом после работы. «Вот, начинается, — раздраженно подумала Настя. — Что за мерзкая женская способность: чувствовать себя принадлежащей мужчине? Одна романтическая ночь — и все, пиши пропало. Как будто я продалась в рабство! Начинаются угрызения совести, душевные терзания, оглядка по сторонам. Я ведь свободная личность! Ну, почти свободная, если иметь в виду Отто».

Настя постаралась выбросить Шелестова из головы. Хотя бы на время. Все равно она никогда не будет с ним счастлива. Она вообще вряд ли сможет быть счастливой, если говорить о любви. Ведь для этого придется полностью довериться мужчине. А без доверия — какое же это счастье?

Колесников привез ее в небольшой помпезный ресторан, где отсутствовала всякая интимность — здесь было много света, стекла, белоснежных поверхностей и целый выводок официантов — одинаковых, словно набор солдатиков.

— Ну? — жадно спросил он, когда Настя устроилась напротив него на стуле с высоченной спинкой. Стул был похож на королевский трон. Колесников сидел на таком же и выглядел бы величественно, не будь он так взволнован. — Рассказывайте.

— Что рассказывать? — удивилась Настя, застыв с раскрытым меню в руках.

Она судорожно пыталась вспомнить, что такое ей было поручено, в чем необходимо немедленно отчитаться.

— Как продвигается ваше расследование. Я же вижу, как вы шастаете по коридорам. Вам наверняка уже удалось хоть что-то узнать.

В этот момент подошел официант, и боссу пришлось ненадолго прерваться. Однако, сделав заказ, он тут же принялся за старое.

— Если у вас есть хоть какие-то версии, выкладывайте.

— У меня есть версия, — ответила Настя и с опаской посмотрела на своего собеседника.

— Я так и знал! — радостно заметил тот. — Только не тяните кота за хвост.

Настя не стала тянуть и, набрав в грудь побольше воздуха, выпалила:

— Мне кажется, все дело в вашей жене.

Колесников немедленно выпрямился, раздул ноздри и выпучил глаза, как будто его только что хватили чем-то тяжелым по голове. Некоторое время он молчал, переваривая услышанное. Или, возможно, гневная отповедь зрела у него внутри.

— Что значит: дело в моей жене? — наконец выдавил он из себя. Было заметно, что он весь клокочет, но сдерживается.

— Судя по всему, ваша жена вас очень сильно любит, — осторожно ответила Настя, следя за боссом с таким же напряжением, как если бы вместо него на стуле сидела злая собака, готовая, чуть что не так, тяпнуть ее за руку.

— Отлично! — саркастически заметил тот. — Невероятная проницательность.

— И еще ваша жена боится, что вас могут увести.

— Я что, серенький козлик, привязанный к колышку веревкой? Кто меня может увести?

— Женщины, — развела руками Настя. — И ваша жена предпринимает кое-какие усилия для того, чтобы этого не случилось.

— Давайте сначала поедим, — неожиданно прервал ее повествование Колесников, темнея челом. — Иначе, боюсь, ваши россказни напрочь лишат меня аппетита. Поговорим о чем-нибудь прекрасном. Например, об искусстве. Вы должны хорошо разбираться в музыке. Расскажите мне что-нибудь вдохновляющее.

— Я всего лишь жена Отто фон Швентке, — сказала Настя, радуясь, что вот именно сейчас она не врет. — Я не сам Отто. Я не разбираюсь в музыке, я не понимаю, что означают ноты, и у меня нет в запасе историй про великих композиторов. Давайте лучше поговорим о книгах. Что вы любите читать?

— Все, — тотчас ответил Колесников. — Ну, кроме, пожалуй, любовных романов. Они слишком оптимистичны для меня. Радостное мировосприятие меня страшно раздражает. А оптимисты изумляют до глубины души.

— Почему? — искренне удивилась Настя.

— Ну, вот хотя бы возьмите Бибирчикова. Прекрасный человек, умница, ответственный… И тут летит у нас сеть, вызываю я специалистов восстанавливать программное обеспечение и случайно узнаю, что Бибирчиков переписывается с какой-то бабой из соседнего офиса, причем в стихах.

— Ну да? — ухмыльнулась Настя.

— Это уму непостижимо. Она ему пишет: «Скоро перерыв на чай, меня печеньем выручай». Он ей отвечает что-то в том смысле, что печенья у него нет, а есть вафли. И заканчивает драматическими строками: «Что за жизнь без вафель? Не лизать же кафель?» Когда Бибирчиков явился ко мне с докладом, я никак не мог избавиться от впечатления, что имею дело с душевнобольным. Мне стоило больших усилий вернуть ему свое уважение.

Еще некоторое время они разговаривали обо всякой ерунде, а потом им принесли еду. Перед Настей поставили большую тарелку с картофельным пюре, смешанным с жареными грибами. В центре лежала рыбина, только что побывавшая на гриле. Настя сглотнула слюну и подумала, что в последнее время с ресторанами ей везет. Но это совершенно не относится к мужчинам, которые ее туда приглашают. Чем больше внимания они ей уделяют, тем меньше ей это нравится.

— Итак, — сказал Колесников, дождавшись, когда она поест, — теперь вы сытая и добрая, поэтому можете начинать рассказывать с самого начала.

— Ладно, — согласилась Настя. — Рассказывать так рассказывать. Итак. Жена, по всей видимости, боится, что какая-нибудь из сотрудниц заморочит вам голову, соблазнит и уведет из семьи, — принялась повествовать она, заходя, как самолет, на второй круг.

— Положим, мне это льстит, — противным голосом ответил Колесников. — Какое отношение имеет ревность моей жены к женщинам на работе?

— Я пока не знаю точно, но возможно… Возможно, Ева что-то предпринимает для того, чтобы сотрудницы плохо к вам относились.

— Что, например? — все тем же противным голосом поинтересовался босс. Его тон доказывал, что он не принимает Настины заявления всерьез. — Пишет им анонимные письма, в которых порочит мое доброе имя? Это смешно, знаете ли.

И тут Настя решилась.

— Помните, как меня в театре кошка поцарапала? — запальчиво спросила она. — Так вот, это была никакая не кошка, это была Ева! Она затащила меня за портьеру, заявила, что я пытаюсь вас соблазнить, обозвала нехорошими словами и разодрала мне руку! Она мне угрожала.

— Ну хватит врать! — воскликнул Колесников раздраженно и отшвырнул от себя салфетку. Та приземлилась возле пепельницы, едва не свалив бокал. — Моя жена никогда не стала бы вести себя как последняя дура. Она умная и добрая, да было бы вам известно. Кроме того, перед началом спектакля она практически все время была рядом со мной.

— Ах, так? — воскликнула Настя, вскочив на ноги. — Вы мне, значит, не верите?!