Элейн Барбьери - Связанные страстью

Но он ни о чем у нее не спросил.

Саманта еще немного поскребла, сковородку, вспомнив, что, когда они позавтракали Мэтт механически, вероятно, в силу давней привычки, собрал со стола грязные тарелки и отнес на кухню. Он бы и сковородку почистил, но Саманта вызвалась помочь, и возражений с его стороны не последовало.

Продолжая работать, она шмыгнула носом и подумала, что никогда не будет чистить чугунных сковородок.

Пришел со двора Мэтт и объявил, что дверь заедает. Но Саманта не удивилась. Она уже заметила, что, несмотря на героические усилия хозяина ранчо, ветхий дом постепенно приходит в негодность, да и в плане уюта оставляет желать много лучшего. Вообще-то во внутренних помещениях было чисто, но покрывало на кровати в спальне прохудилось, и никто не потрудился его заштопать. Это не говоря уже об отсутствии занавесок на окнах, пропускавших слишком много света с самого раннего утра, и голых дощатых полах, не покрытых ни коврами, ни дорожками. Иными словами, здесь не хватало заботливой женской руки.

Саманта к тому же заменила бы щербатые тарелки и старую, пришедшую в негодность кухонную утварь. Она сделала бы это обязательно — даже при недостатке бюджета, просто это потребовало бы больше времени.

А еще она выбросила бы из гостиной старую полуразвалившуюся кушетку, едва державшуюся на ножках, а со временем купила бы и новую мебель. Разномастная старая, кустарного производства, хотя была крепка и удобна, никак не соответствовала женскому представлению о красоте и изяществе. Не требовалось быть слишком наблюдательным человеком, чтобы понять, что на ранчо уже много лет не проживало ни одной особы, принадлежавшей к прекрасной половине человеческого рода.

Осознание этого принесло Саманте неожиданное облегчение, которое, впрочем, оказалось временным. Ибо она очень скоро стала задаваться вопросом, какие изменения произведет здесь Дженни, когда выйдет за Мэтта замуж.

Потом она представила Дженни в постели Мэтта, чего ни в коем случае не следовало делать, поскольку ей тут же пришло на ум, что он будет заниматься с Дженни любовью совершенно по-другому, не так, как с ней.

Сама мысль об этом была для Саманты невыносима. Она попросила Мэтта заняться с ней любовью, он согласился, делал все умело, со страстью. О большем она просить не отважилась, а он… ничего не предложил.

Взяв себя в руки, Саманта пожала плечами — наплевать, мол, но эта мысль жгла ее, словно огнем. А ведь следовало не думать об этом, а, напротив, рассматривать эпизод с Мэттом как своего рода передышку в расследовании, которым она занималась. Пока Мэтт не сказал и не сделал ничего, что заставило бы ее и агентство Пинкертона поверить, что он непричастен к ограблениям. Более того, когда она задавала ему вопросы, пусть даже самого невинного свойства, он неожиданно умолкал и замыкался в себе. Значит, он боится проговориться — сболтнуть нечто такое, о чем пожалеет впоследствии.

Хотя их занятия любовью отличались полной раскованностью, сказать то же самое о разговорах, которые они вели, нельзя. Тем не менее его объятия настолько вскружили ей голову, что она не видела в нем преступника, которого необходимо вывести на чистую воду и передать в руки правосудия.

Господи, как же она противоречива в своих выводах!

Саманта прислушалась к шагам Мэтта. Он снова вышел на улицу и направился к скотному двору. Саманта старалась внушить себе, что простая традиционная жизнь ранчеро, к которой приучил его отец, являла собой разительный контраст с существованием и действиями дерзкого преступника. Но как бы она себя в этом ни убеждала, ее не оставляла мысль, что он скрывает что-то важное.

Саманта подошла к окну и увидела, как Мэтт скрылся в черном провале ворот скотного двора. Там он будет заниматься животными — задавать им корм, чистить их и так далее. Стало быть, у нее есть время, чтобы продолжить расследование. Признаться, ей очень хотелось, чтобы ее подозрения насчет Мэтта не оправдались. Но чтобы окончательно прояснить этот вопрос, она должна получить подтверждение, что преследует не того, кого следует.

Подождав еще немного, она поставила сковороду на полку, вытерла руки и приступила к поиску улик.

Она что-то скрывает.

Эта мысль не давала покоя Мэтту, когда он работал на конюшне. Он уже прибил на копыто лошади Саманты подкову, из-за которой все и произошло. Оставалось лишь кое-что доделать.

Затем Мэтт принялся чистить собственную лошадь, приговаривая:

— Ну как я расскажу Дженни о себе и Саманте? Между тем я должен быть с ней абсолютно честным. Может, сказать ей, что она заслуживает лучшего — человека, который будет любить ее со всей страстью души, а не просто восхищаться ее добротой и способностью понимать и сочувствовать? Удовлетворится ли она одной только братской приязнью? Кроме того, как мне сказать Саманте, что у нас с ней, несмотря на страстные занятия любовью, нет будущего? Поскольку это тоже правда.

Жеребец прядал ушами и с любопытством поглядывал темным глазом на хозяина. «Ну вот, — подумал Мэтт, — я уже начал с лошадьми разговаривать. А что? Очень может быть, что мне только это и останется, когда Дженни отвернется от меня, а Саманта пошлет ко всем чертям и уйдет».

Истина заключалась в том, что Саманта являла собой сочетание всех тех качеств, которые настораживали его в женщине. Она была слишком красивой, слишком страстной и слишком умной, чтобы это пошло ей на пользу. Иначе говоря, она была слишком похожа на его мать. И подобно отцу, он страшно увлекся ею. И точно так же, как отец, считал, что может верить ей лишь тогда, когда она лежит у него в объятиях.

Фрустрация у Мэтта все усиливалась. Он уже начал подумывать о том, что единственный выход для него рассказать Саманте всю правду — о том, в частности, почему он не может ей доверять.

Глубоко вздохнув, Мэтт пришел к выводу, что самое время рассказать ей об этом случае.

Мэтт повесил скребницу на гвоздик, поставил грабли у стены, вышел из конюшни и направился к ранчо. Ему и в голову не приходило, что он делал все очень тихо — тихо шел, тихо открыл дверь, — пока не наткнулся на Саманту, тщательно обыскивавшую его письменный стол.

Пораженный увиденным, Мэтт гаркнул:

— Что, хотелось бы знать, ты тут ищешь?

Саманта повернулась к нему с виноватым выражением на лице. Определенно, она не ожидала его появления, поэтому, прежде чем заговорить, пару раз запнулась.

— Я… видйшь ли… искала чистый лист бумаги, чтобы написать бармену «Трейлз-Энда» объяснительную записку относительно своего отсутствия. Хотела также предупредить, что буду на работе самое позднее завтра.