Маргот Бленд - Мадам Марракеш

– Закажи мне бренди, и большой, – она говорила раздраженно, почти вызывающе. – И прежде чем ты покажешь здесь свои фокусы, я покажу несколько своих. И еще в запасе у меня есть. Мы с Грегом обедали во французском ресторане, в новом городе. Оба вышли, разумеется, на охоту. Попался один свободный кадр, к тому же чертовски хорош собой. Но оказалось, что его интересует Грег, а не я. Представляете! А, как известно, Грегу мужчины не нужны, ему мальчиков подавай, и он отправился за ними, на охоту. Знаете, он сказал, что здесь есть детские бордели и с мальчиками, и с девочками. В общем, на любой вкус, кроме моего.

Изобель в молчании внимала Малаге. Затем пальцами потрогала ее рукав.

– Мне кажется, это одеяние довольно дорогое. Как оно называется? Я знаю, что те, с капюшонами, называют как-то вроде джеллибэгс.

– Понятия не имею, – скучным голосом проговорила Малага, – я купила это сегодня на киссарии, когда мы после полудня шлялись с Грегом по медине.

Чендлер посмотрел на одеяние Малаги с видом знатока.

– Это прекрасно, Малага. Он повернулся к Изобель.

– Это называется кафтан. Одежда для дома. Та, что на Малаге, предназначена для свадеб и других торжеств. Знаете, когда они ветшают, примерно лет через двадцать – а фасоны здесь не меняются, – их продают евреям, а те каким-то способом сжигают ткань и выплавляют золото и серебро, из которых потом делают украшения.

Подбородок Изобель опустился еще ниже, она восхищенно закивала.

– О, как это интересно. Чендлер, вы знаете так много потрясающих вещей.

Чендлер смотрел на нее не мигая.

– А я вообще потрясающий.

Изобель с минуту не сводила с него глаз, не меняя выражения лица, а затем глупо хихикнула.

– Я просто балдею от вас. Сколько умного можно услышать, общаясь с вами.

Она обернулась к Малаге и шаловливо погрозила пальцем.

– Вам надо быть осторожной, а то, как бы какой лихой араб не похитил вас.

Малага полузакрыла глаза.

– О Боже, – голос ее был хриплым, – да это было бы счастьем. А зачем, вы думаете, я так нарядилась?

Она придвинула свое лицо вплотную к Изобель.

– А вам приходилось когда-нибудь переспать с арабом?

Изобель подалась назад на своем стуле. Губы ее округлились в испуге:

– О-оо!

Наклонив голову набок, Малага снова полузакрыла глаза.

– Трудно даже вообразить, как это будет фантастически, потрясающе, незабываемо прекрасно. Уверена, они знают все приемы и ухищрения, существующие на свете, о которых наши англичане, да и американцы – у обоих вместо крови моча, – и понятия не имеют. А если что и знают, так они ведь слишком стыдливы и респектабельны, чтобы продемонстрировать женщине это. Для наших мужчин, англосаксов, главное следовать традициям; мамочка и папочка – это у них прежде всего. Все, что было хорошо для папочки, будет хорошо и для меня. А ну-ка повернись, дорогая Мейбл. Да не двигайся ты так быстро – это ведь неприлично. Вот почему так много среди женщин лесбиянок.

Чендлер коротко рассмеялся.

– Не хочешь ли ты сказать нам, что в душе – вряд ли это удачное слово – ты лесбиянка?

Глаза Малаги вспыхнули.

– А почему бы и нет? Что дает вам, грязным мужикам, право считать, что вы незаменимы? А может быть, гораздо приятнее трахнуть женщину, или, когда женщина трахает тебя? Что вы знаете об этом? А почему бы не попробовать и то, и это, а? Разве вы знаете… оглядела стол и, щелкнув пальцами, показала на Френки. – Может быть она предпочитает женщин, или Карлотта. Что вы думаете о гомосексуализме, Карлотта?

– Я… – она говорила с трудом, – я не очень-то много знаю о половых извращениях, но я осуждаю это, – она повысила голос, – и питаю отвращение ко всему такому. Сама мысль об этом мне противна.

Малага захохотала.

– Ага, мне кажется, леди протестует. Ей не нравится.

Карлотта покраснела и попробовала засмеяться. Изобель медленно повернулась и внимательно посмотрела на нее. Чендлер раздраженно вздохнул.

– Малага, это уже слишком. Ты всегда бываешь несносной, когда переберешь. А лесбиянство – это что-то новое в твоем репертуаре, и ты схватилась за него, как за воздушный шарик. Почему бы тебе прямо не признаться, что ты хорошая, полноценная нимфоманка?

Малага закрыла глаза и откинулась на стуле.

– На самом деле я не нимфоманка. В детстве меня изнасиловал… родственник. И с тех пор все для меня смешалось. Я не могу получить удовлетворение от мужчины, если он хоть чем-нибудь не напоминает мне о нем, о насильнике. Я продолжаю искать его, чтобы убить, и еще… Я хочу, чтобы он снова меня изнасиловал.

Чендлер грустно покачал головой.

– Дорогая, тебе следовало бы придумать что-нибудь поинтереснее, а то ведь все это ты вычитала в книжках. Кстати, и о детских борделях тоже.

Малага медленно открыла глаза.

– Эти книжки, как ты изволил выразиться, – голос ее дрожал, – они написаны обо мне. Очень много книг написано обо мне.

Лицо Чендлера искривила улыбка.

– Ах да, Фанни Хилл, я вас как-то сразу не узнал.

Малага вспыхнула.

– Чендлер, ты бессердечный, у тебя нет души. Ты ведь знаешь мою трагедию, прекрасно знаешь. О моем ребенке, моей маленькой доченьке. Она родилась мертвой.

За столом стало тихо, совсем тихо. Затем прокашлялся Джереми.

– Малага, дорогая, ну зачем тебе эти грустные воспоминания?

Малага со злостью раздавила окурок в пепельнице и, отшвырнув стул, встала.

– Вы все мне противны, – рявкнула она. – Я пошла спать. Пьяная и одинокая. До чего паскудно!

Она двинулась через зал, надменно неся голову, а молодой араб в кремовой джеллабе не отрывал от нее восхищенных глаз.

Чендлер усмехнулся.

– Сегодня Малага включила четвертую скорость.

Он посмотрел через стол на Карлотту и Изобель.

– Не надо обращать на нее внимания. Алкоголь воспламеняет ее воображение.

Карлотта встала.

– Она очень забавна, если условиться не принимать ее всерьез. Но я тоже должна идти. Вы идете, Изобель?

Тут поднялся Джереми.

– Я тоже собираюсь идти. Я провожу вас обеих, прослежу, чтобы вас по дороге не изнасиловали.

Изобель хихикнула.

– Ой, Джереми. Я вижу, Малага на вас плохо повлияла. – Она подала руку. – Помогите мне встать. Я так устала.

Они медленно направилась к выходу. На этаже вначале остановились у дверей Карлотты. Она отперла дверь и улыбнулась.

– Спокойной вам ночи. Встретимся утром. С вами, Изобель, все в порядке? Может быть, мне зайти к вам, помочь? Заказать теплого молока, или еще чего?

– Нет, нет! – слишком резко возразила Изобель, но быстро оправилась и любезно улыбнулась. – Вам не следует так нянчиться со мной, милочка. Мне надо приучаться самой следить за собой. Спокойной ночи, дорогая.