Мэри Стюарт - Лунные пряхи

— Вот как? Ну, у вас же здесь столько солнца, правда? Мы в Англии тоже иногда его видим, но не такое. Поэтому мы и приезжаем сюда в отпуск, чтобы позагорать, поплавать, погулять среди ваших холмов и полюбоваться на цветы.

— На цветы? Вы любите цветы?

Ариадна, метнувшись стрелой, словно колибри, уже срывала анемоны целыми пучками. Мне пришлось сдержаться. Ведь для меня это были экзотические растения, столь же великолепные, как те, что я видела в Королевском ботаническом саду в Кью, а для ребенка — обычные сорняки. Но ведь я каждый день ем мясо. Это роскошь? Может быть.

Георгия цветы не интересовали. Снова переложив чемодан из руки в руку, он героически ковылял вперед.

— А вы любите плавать?

— Очень. А ты?

— Само собой. Только пока что здесь никто не купается — еще слишком холодно, но попозже будет очень здорово.

Я рассмеялась:

— Для меня и сейчас достаточно тепло. Где здесь лучшее место для купания?

— Вон там. — Он неопределенно махнул свободной рукой на запад. — Там бухточки и скалы, с которых можно нырять.

— Ах да, я вспомнила, один мой знакомый рассказывал мне об этом месте. Туда далеко идти?

— До Дельфиньей бухты? Нет, не очень.

— Много-много миль! — воскликнула Ариадна.

— Ты просто еще маленькая, — высокомерно заявил ее брат, — и у тебя короткие ноги. А для меня или для госпожи это недалеко.

— Мои ноги ненамного короче твоих! — ощетинилась Ариадна, готовая, судя по всему, немедленно начать драку.

Я поспешила вмешаться, в то же время думая с некоторой грустью: интересно, в каком же возрасте критским девочкам указывают их место в устроенном по мужским законам мире?

— А почему вы называете эту бухту Дельфиньей? Вы на самом деле видели там дельфинов?

— О да, — ответил Георгий.

— Иногда они даже плавают среди купальщиков! — воскликнула Ариадна, с радостью отвлекшись от ссоры. — Один мальчик даже на них катался — правда, это давно было!

— Да ну? — Что же это за древняя легенда, по-прежнему живущая среди детей? Арион на спине дельфина? Телемах, сын Одиссея? Я улыбнулась девочке. — Знаешь, я никогда не видела дельфинов. Как думаешь, они подплывут и поиграют со мной?

Правдивость боролась на ее мордашке с присущим грекам стремлением угодить иностранцу любой ценой.

— Может быть… но они так давно уже этого не делали… Мне восемь лет, но это было еще до моего рождения, госпожа. Рассказывают разные истории…

— Но вы их обязательно увидите, — заверил меня Георгий, — если только сохранится теплая погода. Лучше всего вам будет выйти на лодке подальше в море. Иногда, когда я отправляюсь порыбачить, мы их видим, они плавают возле лодки, порой даже со своими детенышами…

И, забыв обо всех моих предыдущих вопросах, он принялся весело рассказывать мне всякие рыбацкие байки в критском варианте, пока его не перебила сестра, вручив мне огромный букет высоких пурпурно-красных гладиолусов, — этот сорт называется «византийским» в каталогах наших торговцев семенами, и клубни их продаются по пять пенсов за каждый. На Крите это сорняк, растущий среди зерновых культур. Из букета также топорщились лиловые анемоны, вырванные кое-как, и алые тюльпаны с заостренными лепестками — эта их разновидность идет по цене не меньше семи пенсов за штуку в оранжереях Франсис.

— Это вам, госпожа!

По-настоящему восхищенная, я рассыпалась в благодарностях, и почти сразу же из-за последнего поворота тропинки появилась гостиница.

С первого взгляда показалось, что она едва ли заслуживает своего названия. Первоначально это были две двухэтажные постройки прямоугольной формы, позднее соединенные в одно длинное здание. Правая его часть прежде была обычным жилым домом — большим, в соответствии с деревенскими стандартами, — наверное, из пяти комнат, а левая — деревенским трактиром; его большая комната на первом этаже с раскрытыми ставнями выходила на улицу и служила теперь одновременно деревенской закусочной и гостиничной столовой. Один из углов комнаты занимал дугообразный прилавок, уставленный глиняной посудой, рюмками и стаканами; за ним располагались навесные полки с бутылками. Между кофеваркой и жаровней громоздились замысловатого вида пирамиды из фруктов. Дверь в задней части этой комнаты вела, наверное, на кухню. В ресторане, правда, по-прежнему сохранился обшарпанный дощатый пол деревенского трактира, но зато столы покрывали белые льняные накрахмаленные скатерти, и на некоторых из них стояли цветы. Каменная лестница, расположенная сбоку, вдоль внешней стены ресторана, вела в комнаты наверху. Судя по всему, ею по-прежнему пользовались: края истертых ступенек были аккуратно побелены, и на каждой из них стояла кадка с цветами — были тут голубые вьюнки, длинные побеги которых, украшенные колокольчиками, петлями спускались вниз, вдоль стены; алые герани и гвоздики всевозможных оттенков, от огненно-красного до перламутрового. Стены дома были недавно побелены.

В целом же создавалось впечатление простоты и свежести, а уж благодаря цветам, тамарискам, росшим рядом с домом, да блеску морской глади чуть поодаль — настоящий восторг!

Георгий опустил мой чемодан, сопроводив этот жест цветистым выражением, призванным скрыть его облегчение, и позволил без особого труда уговорить себя принять от меня пять драхм. Ухитрившись скрыть свою радость за маской напускной сдержанности, он степенно удалился, и Ариадна стремглав ринулась следом за ним. Но не успел он скрыться за стеной первого коттеджа, как я заметила, что он бросился бежать — поскорей разнести новость по деревне.

Георгий покинул меня на пороге крытой террасы, протянувшейся вдоль всего фасада гостиницы. Под ее сенью были расставлены несколько металлических столиков, за которыми восседали деревенские старцы. Этим утром здесь присутствовали трое из них: двое играли в триктрак, а третий сидел неподвижно и внимательно следил за ними. Рядом на столике сидел юноша и курил сигарету, болтая ногами; он поднял глаза и посмотрел на меня с некоторым интересом, однако старцы не удостоили меня даже мимолетным взглядом.

Когда я направилась к главному входу — а им являлась дверь того домика, что справа, — юноша повернул голову и кого-то позвал, и тут же человек, занимавшийся делами где-то позади столовой, поспешно прошел через столовую мимо игроков в триктрак.

— Вы, наверное, мисс Феррис?

Голос принадлежал настоящему англичанину — ошибиться было невозможно. Значит, это Тони. Я оглядела его с нескрываемым интересом.

Он был молод, моложе тридцати — точнее определить я затруднялась, — среднего роста, хрупкого телосложения, но движения его были пружинистыми и грациозными, что вызывало ассоциации с балетом. Белокурые волосы, прямые и блестящие, пожалуй, несколько длинноваты, но безукоризненно причесаны. Тонкое, умное лицо с голубыми глазами. Одет он был в обтягивающие, прекрасно сшитые джинсы и ослепительно белую, без единого пятнышка, рубашку. Он улыбнулся весьма обаятельной улыбкой, продемонстрировав прекрасные зубы, мелкие и ровные, будто молочные.