Эвелин Энтони - Шаг до страсти

Анна Скрябина относилась к числу его лучших агентов, он остановился на ней, а не на других девушках из посольского секретариата, поскольку она умела следить за своими начальниками и, кроме того, Свердлову нравились женщины такого типа. Все знали о слабости Свердлова к женскому полу, а между прекрасной половиной персонала посольства шло постоянное соперничество за его внимание. Анне Скрябиной не требовалось заводить с ним продолжительный роман, она должна была оставаться ровно столько времени, сколько экспертам на Лубянке понадобится, чтобы «расколоть» Калинина.

За время отсутствия Свердлова Голицыну удалось получить сведения о связи Свердлова с англичанкой на Барбадосе. Наблюдение организовали без особого труда — на острове у них имелся резидент на случай, если возникнет необходимость организовать беспорядки или понадобится развернуть агентурную сеть. Это был неприметный человечек, который подкупил официанта в гостинице, где жил Свердлов, а тот, в свою очередь, дал денег другому официанту, чтобы тот незаметно подкупил горничную. В комнате Свердлова ничего не нашли, никто его не посещал, но материалы о дружбе с Джуди Ферроу находились в папке Голицына, в которой он собирал документы для доклада начальству в Москве.

Он вошел в приемную. Анна Скрябина сидела за столом, подшивала толстую пачку документов. Она посмотрела не него и тут же вскочила с места.

— Скажи товарищу Свердлову, что я здесь.

Она постучала во внутреннюю дверь и открыла ее. Он увидел, как сидевший за столом Свердлов взглянул на нее и улыбнулся.

Они обменялись несколькими словами, и она придержала дверь, показав знаком, что Голицын может войти.

Они пожали друг другу руки, генерал взял предложенную сигарету и сел. Оба некоторое время молча смотрели друг на друга через стол. Свердлов выглядел просто отменно, немножко поправился, на лице усмешка... Голицыну очень не нравился его искривленный рот. Иногда трудно было определить, улыбается он или презрительно хмыкает.

— Прекрасно выглядите, товарищ Свердлов, — сказал он. — Хорошо провели отпуск?

— Во всех отношениях, но мы к этому еще вернемся. Расскажите мне, — глаза Свердлова блеснули за облаком сигаретного дыма, — расскажите-ка мне про Калинина.

Голицын подготовился к этому вопросу:

— Я написал рапорт.

— Я читал. Но расскажите поподробнее.

— У него стали проявляться признаки переутомления, — сказал Голицын. — Несколько человек говорили, что он не спит по ночам, стал пить. Вы знали об этом, товарищ Свердлов? Ну так вот, его комнату осмотрели и под кроватью нашли много пустых бутылок, и в ящиках комода тоже. Меня это встревожило. Вас нет, а у него доступ к самой секретной информации. Я попросил его не выходить из посольства до вашего возвращения. Он отказался. Я решил, что его следует показать врачам. Остальное вы уже читали в моем рапорте. Все это весьма прискорбно.

— Не то слово, — заметил Свердлов. — Он был для меня бесценным помощником. Чувствую, что здесь моя вина. Наверное, загнал его.

— Да, — склонил седую голову Голицын. — Так же думает и доктор. Если Скрябина вас не устраивает, могу заменить ее мужчиной.

— Да нет, с ней все в порядке, — возразил Свердлов. — У нее хорошая подготовка. Не исключено, что я ее оставлю насовсем. Впрочем, посмотрим. Мужчина на такой работе надежнее. — Сквозь полуприкрытые веки он следил за Голицыным. Тот сидел как скала и, наверное, внутренне торжествовал: он сумел подсунуть Свердлову шпиона, пилюлю мышьяка в сахаре. Однако не нужно, чтобы он заподозрил, что Свердлов заглотнул ее слишком быстро.

— Я просмотрел документы, подготовленные вами за две недели моего отсутствия, — продолжал Свердлов. — Особенно любопытно донесение Синего. Я подготовил свои предложения.

— Я их видел, — буркнул Голицын.

— Вы не согласны? — Два года назад генерал не осмелился бы возразить. Два года назад Свердлов был для него царь и бог — для него и для всего посольства, включая посла. Но все уже в прошлом. Полковник этого еще не знал, но над его головой уже занесен топор. Голицын заговорил уверенным тоном:

— Не думаю, чтобы нам следовало поддерживать какие бы то ни было мирные инициативы на Ближнем Востоке, товарищ Свердлов. Я считаю, что мы должны вести войну против капитализма повсюду, где только сохранилось влияние империализма.

— Вы не берете в расчет, что, если в Камбодже начнется крупномасштабная американская интервенция, мы подтолкнем Китай на вмешательство... Я полагаю, что мы больше не можем позволить себе связывать руки арабо-израильской войной. Нам не следует допускать усиления китайского влияния на Дальнем Востоке. Это, товарищ Голицын, моя точка зрения. Для нас важно не то, убивают ли арабы евреев или евреи арабов, а то, удастся ли нам остановить наступление маоизма. Я в этом убежден, и вы меня не переубедите. Я удивляюсь, что вы не разделяете моей позиции.

— Я просто не верю, что мы не сможем разрешить наши разногласия с социалистическим Китаем, — ответил Голицын. Его проверяют, и он чувствовал себя настолько уверенно, что решил не скрывать своих мыслей. — У нас одинаковые цели. Возникшие недоразумения — это следствие ошибок руководства в прошлом. Слишком сильно склонялись к уступкам подлинному врагу. Капиталистический мир должен быть уничтожен. Товарищ Свердлов, наш образ жизни не может сосуществовать с их образом жизни. Это предательство революционного социализма. Мы должны покончить с их системой, если хотим выжить. Мы должны сплотиться с Китаем как можно теснее в достижении общей цели.

— Не верю я, что цель у нас общая, — произнес Свердлов. Он тоже проводил эксперимент. Если его старый противник способен понять существующую реальность, всю глобальность происходящих в мире перемен, то он, возможно, сумеет увидеть то, что видел Свердлов. Возможно, но весьма сомнительно. Этот тип людей никогда не был способен видеть дальше усвоенных большевистских заповедей. По этой причине стало необходимостью уничтожить многих из них, когда революция утвердилась.

— Я считаю, что Китай — это то, чем он был всегда: националистическая держава с империалистическими традициями, которые в своей основе марксизм не затронул. Я считаю, что Китай сделал шаг не вперед, а назад. Он отказался от непосредственного прошлого, перестал быть федерацией разобщенных провинций, в которых правят бандиты вроде Чан Кай-Ши, и стал таким, каким был восемьсот лет назад. Гигантское голодное пространство с самым большим в мире населением, где правит Мао Цзэдун, император Китая. Они наверняка уничтожат капиталистический мир и будут править тем, что от него останется. Если останется... Но все равно они повернут на нас, как на единственного конкурента по абсолютному господству на земном шаре. Я, товарищ генерал, люблю свою страну и не верю, что можно оседлать китайского тигра, не верю даже в то, что можно это попробовать, не рискуя быть заживо съеденным.