Сьюзен Джонсон - Мой дерзкий герой

– Как только он уедет, я тебе позвоню, и тогда у тебя появится возможность утешить меня как потерпевшую поражение в сексе мирового класса.

– Я сделаю кое-что получше – подыщу тебе кого-нибудь из наших.

– Если я когда-нибудь переключусь в режим завзятой тусовщицы, я воспользуюсь твоим предложением.

– А пока наслаждайся.

– Именно это я и собираюсь делать.

– Ну как, о Джее еще вспоминаешь?

– О каком Джее?

Уилли издала смешок.

– Так держать! Ну, звякни мне потом.

Касси попыталась дозвониться Лив, но та оказалась на переговорах. Хорошими новостями надо делиться, однако сообщения на автоответчике она ей не оставила. Оно звучало бы чересчур экзальтированно.

Возбужденная или, может, опьяненная эйфорией, Касси наконец-то принялась за работу. Начав с первого листика в папке, она наконец взяла в руки дополнительный список имен и удивилась, как просто все стало после второго или третьего звонка. Контактными лицами оказались в основном торговцы произведениями искусства, владельцы картинных галерей, иногда – какие-то непонятные личности, акцент которых выдавал в них малообразованных людей, скорее всего не совсем ладивших с законом. А впрочем, вряд ли торговцы художественными произведениями и владельцы галерей все, как один, законопослушны. Не все и не всегда. При том что почти в каждой стране существует закон, запрещающий вывоз национальных сокровищ, разница между законным и незаконным вывозами зачастую лишь штамп на упаковочном ящике, проставленный подкупленным таможенником. Международные суды завалены исками стран, пытающихся вернуть принадлежащие им художественные ценности, которые были похищены с мест археологических раскопок или древних захоронений. Эти тяжбы тянулись годами. Пример тому – Греция, которая вела борьбу за возвращение скульптур Парфенона, вывезенных из Акрополя около века назад.

Маленькое полотно с обнаженной Рубенса – в отличие от греческих скульптур – вывезти из страны не составило бы труда. Картина была небольшая, мало известная. Первоначально она находилась в частной коллекции художника, но позже пропала на целых два столетия, как это нередко случалось с произведениями эротического характера, принадлежащими кисти великих мастеров: жанр этот в различные исторические периоды подвергался цензуре по моральным соображениям. Больше всего Касси боялась, что кто-то мог картину уничтожить. На протяжении столетий многие полотна, рассматриваемые как слишком непристойные, подвергались подобной участи.

Похищенное полотно Рубенса представляло собой портрет его первой и глубоко любимой жены. Она изображалась обнаженной, ее молодое, соблазнительное тело было написано с исключительной нежностью и любовью. Рубенс с Изабеллой поженились в очень юном возрасте. И в этой картине, как ни в какой другой, автор выразил свое преклонение перед совершенной красотой юности, еще не затронутой житейским цинизмом. Смерть Изабеллы навсегда изменила Рубенса. Теперь это был художник-делец, ловкач, а с правящими в то время монархами – дипломат. Он снова женился, но любовь тут была ни при чем.

Всегда, когда Касси смотрела на эту картину, у нее разрывалось сердце.

Она набрала очередной номер, радуясь, что хоть чем-то может помочь в поиске этого шедевра.

В списке оставалось только два номера.

Глава 14

Она как раз убирала папку (все, ее миссия выполнена), когда в одно и то же время зазвонил телефон и раздался стук в дверь.

Касси посмотрела на определитель номера: Лив. И громко спросила:

– Кто там?

– Ваш водитель.

Тело ее ожило, чувства задвигались в ритме танго. Телефон продолжал трезвонить, дверь со стуком распахнулась, а Касси так и осталась сидеть за столом.

– Ты, случаем, не клон Гудини или Дага Хеннинга?

Бобби поднял, демонстрируя, в руке маленькую отмычку. Глаза у Касси округлились, а танго внутри слегка замедлило темп: инструмент выглядел вполне профессионально. Она подумала, что еще очень мало знает о Бобби.

Он кивнул в направлении телефона:

– Ответь. Я подожду.

Притворив за собой дверь, он снова запер ее и, поскольку Касси даже не пошевелилась, подкрепил свои слова жестом – поднес руку к уху.

Подавив самые разнообразные подозрения, возникшие у нее в голове по поводу Бобби, Касси взяла трубку.

– Наконец-то. А я уж собралась оставить тебе сообщение.

– Можно, я тебе перезвоню?

– Ты не одна?

– Да вроде того.

– Мег? – спросил Бобби, удобно располагаясь в кресле – единственном в кабинете у Касси.

Касси отрицательно покачала головой. – Кто там у тебя?

– Никого.

Бобби улыбнулся.

– Шифруешься?

– Я тебе потом перезвоню.

– Симпатичный? У тебя с ним секс? Я его знаю?

– Господи, Лив, я на работе.

– Ну и что?

– А то, что я перезвоню тебе потом.

– Могла бы поговорить с ней, – сказал Бобби, когда Касси положила трубку. – Хочешь, я выйду минут на десять, а вы посекретничаете вволю?

– У меня нет никаких секретов. Моя жизнь – открытая книга.

– Лгунья.

– Ну, почти открытая.

– Для Артура – совершенно закрытая.

– Ну хорошо, допустим, есть у меня секреты. С Лив я поговорю потом, потому что сейчас мне больше хочется пообщаться с тобой.

– Годится. Идем.

Касси посмотрела на часы:

– Ты пришел слишком рано. Еще нет и четырех.

– Я не мог ждать.

То, как он это произнес, снова вернуло исполнителей танго на танцпол. Но тут Касси нахмурилась, вспомнив Артура, и танец вновь прекратился.

– Артур запретил мне нарушать рабочий распорядок.

– Это я улажу. Кто выйдет первым – ты или я? И где ты хочешь встретиться?

Касси очень понравилось это его «я улажу». Словно ему в самом деле под силу сгладить все колдобины на ее жизненном пути. А после всей этой свистопляски с Джеем, длившейся не один месяц, ей до смерти хотелось, чтобы хоть кто-нибудь все улаживал вместо нее. Можете назвать атавизмом или психической болезнью это ее неукротимое стремление обрести женское могущество и отстоять свое право получать от жизни удовольствие. Да что тут говорить!.. Ее можно счесть даже романтичной… Рассуждая таким образом, Касси удалось все же найти оправдание этим своим дурацким каракулям с сердечками да цветочками. Мужчины на любовные отношения смотрят не как женщины, они смотрят на них приземленно.

– Еще об одном хочу сказать, чтобы не было никаких недоразумений: мне очень неловко из-за того, что я там понаписала на бумажке – ну… твое имя и прочую чепуху. По-моему, это все ПМС.

– Об этом не волнуйся. Я тут вообще подумывал, не вытатуировать ли у себя на заднице твое имя.